Зодчий. Книга IV - Юрий Александрович Погуляй

— Слушай, бери Зодчего, — посоветовал Андрей. — О нём все только и говорят. Бери на взлёте, пока не наелся вниманием. Потом вокруг него будут, как мухи виться. Вон, дочка графа уже начала. Но она тебе не конкурент. Денег у него сейчас будет немного, но потом… Хотя ты его машину видела? Я пробил, не в аренде. Купленная! А с виду ничего особенного. Дворянчик низкого пошиба.

— Много мороки с ним, Андрюша, — задумчиво сказала Агнесса. — Я думаю всё-таки оружейника доработаю. Надёжный вариант, как уральские часы. Думаю, он уже через неделю сделает предложение, если я того захочу. И он, скажу тебе, милый, тоже не красавчик.

— Зато он уже готов, — ухмыльнулся возлюбленный.

Наступила тишина. Агнесса повернулась набок, положив голову на грудь Андрею и прошептала:

— Ты уверен, что нам здесь будет лучше?

— Душа моя, о чём ты говоришь? Идеальное же место. Место, откуда начнётся новая Россия! — запальчиво произнёс Андрей. — Место, где мы сможем жить так, как живут они. И даже больше! Всё будет так, как говорит наш П! Нужно просто подготовиться.

Агнесса улыбнулась его словам. Да, загадочный П дарил надежду таким людям, как она. Когда-нибудь мир будет принадлежать всем, а не только богачам. Это мировая несправедливость, делящая одних и тех же людей, из одной и той же плоти, на разные слои — уйдёт в прошлое. Когда-нибудь. Потому что только так мир может выжить. Модель общества, выстроенная в Российской Империи, толком и не отличалась от Европейской. И где теперь та Европа?

Всё нужно разрушить и создать с нуля. И вместе с П они сумеют сделать это. Агнесса ему верила.

Вот только загадочный П, с которым они пересеклись в сети, говорил не только о надежде. Он говорил о терпении. Говорил о накопленной ярости. О том, что когда-нибудь наступит день, когда каждый человек сможет приложить руку к общему будущему. Нужно просто ждать. Ждать и копить силы.

Агнесса сладко потянулась. Будущее её не пугало. Андрей показал ей, простушке из провинциального городка, какой может быть жизнь. Идущий за приключениями красавец научил её тому, что она теперь умела. Сначала было сложно.

А теперь даже интересно.

— Эта работа Вениамина Крупса прекрасный пример импрессионизма, с революционным отходом от традиционных строгих линий, — девушка остановилась у картины, глядя на неё с любовью. На полотне посреди пруда красовалось несколько кувшинок, а на дальнем берегу начинался вечер в старой деревушке. В одном из домиков с соломенной крышей горел цвет. — Поистине жемчужина нашей выставки, Михаил Иванович.

Экскурсовод Марина женщиной была видной и яркой. Выразительный и вызывающий макияж, короткая юбка, подчёркивающая длину красивых ног и белая блузка с небрежно расстёгнутыми пуговицами. На одну больше, чем полагается. Голубые глаза за строгой оправой очков смотрели со страстью, но чувство это, совершенно точно, касалось именно неизвестного мне Крупса и его творчества.

— Когда я смотрю на эти кувшинки, Михаил Иванович, то не просто вижу цветы. Я вижу спокойствие, гармонию, умиротворение. Природа здесь это источник. Божественный источник бесконечного вдохновения.

Она вздохнула полной грудью. Я с интересом разглядывал экспонат.

— Прислушайтесь, Михаил Иванович, — попросила вдруг Марина, доверительно приблизившись. — Вам слышен лёгкий плеск волн и жужжание уставших за день пчёл?

Уровень Эха у работы был нулевой. От неё вообще ничего не исходило. У некоторых фоторепродукций таланта больше.

— Жемчужина нашей коллекции, — со значением добавила Марина. — Но есть одно небольшое «но». Она не продаётся. И именно здесь свершается кульминация человеческого творчества, когда ценность перестаёт определяться звоном монет. Гениальность не имеет цены!

— Понимаю. Сразу видно, что картина просто бесценна, — не стал я сбивать страстный настрой девушки. Ну и не соврал. Потому что полотно на самом деле ничего не стоило. Глаза Марины одобрительно сверкнули при моих словах. Ох, как же я люблю одержимых чем-то людей. Они источают волшебный свет, честное слово, и это только добавляет им красоты. Однако я тут ради дела, а не развлечений:

— А чьи работы вон там?

Я указал на соседнюю галерею, излучение Эха оттуда шло такое, что у меня голова кружилась.

Девушка посмотрела на меня поверх очков, затем нахмурилась, обернувшись. Наконец, лицо её прояснилось:

— Ах да! Николай Школьный! Очень редкая манера работы с красками, сообщу я вам, Михаил Иванович. Честно говоря, не думала, что вас это может заинтересовать. Вы просили показать вам лучшие работы…

— Прошу вас, Марина. Я хочу увидеть всё.

Она пошла вперёд, демонстративно виляя бёдрами и цокая каблуками по плитам пола. Остановилась у узкой галереи и сделала приглашающий жест. В отвороте, шириной в метра полтора, оказался ряд батальных полотен. С картин смотрели усталые лица воинов различных эпох. Древние витязи и бравые гусары, современные тактические специалисты с небритыми лицами и тщательно выскобленные солдаты в бушлатах позапрошлого столетия.

Позади военных всегда находилось место штандартам Империи, и узнавались те или иные исторические сражения. От французской кампании, до камбоджийского десанта.

— Специфическая манера, — тихо сообщила мне на ухо Марина, обдав запахом духов. — Школьный затрагивает темы не самые популярные, однако если вы обратите на линии и композицию, то…

— Сколько? — перебил её я.

— Небольшие по пятнадцать рублей, батальные полотна с Вашингтоном и обороной Владивостока по тридцать, — моментально сориентировалась девушка, правда, с небольшим разочарованием. — С правами всё оговорено, не волнуйтесь. Можно использовать и в коммерческих целях.

— Беру.

— Какую именно? — оживилась Марина.

Я окинул взглядом галерею с нарисованными воинами. Ни одной пустышки.

— Все. И мне нужна будет доставка. Вот адрес.

Я протянул ей визитку. Экскурсовод медленно взяла её и подняла на меня удивлённый взгляд.

— Все? — выдохнула девушка восхищённо. — Это потребует времени. Михаил Иванович, вы удивительной щедрости человек. Господин Школьный не самый кассовый художник наших краёв, но уверяю, ваш вклад в его творчество может оказаться настолько существенным, что, быть может, именно этот шаг направит художника к его Опус Магнум.

На лице Марины появилась счастливая улыбка.

— Счастливый художник, счастливая эпоха, Михаил Иванович. Может быть, возьмёте ещё что-нибудь?

— Может быть.

Она мечтательно улыбнулась и облизнулась, показав белые зубки:

— Если вы любитель военной тематики, то