Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке

Еще в 1658 году Алексей Михайлович приказал ввести в войсках новый клич, которым в 1608–1610 годах пользовались защитники Троице-Сергиева монастыря, отстоявшие обитель от поляков. Теперь шедшие в наступление или на штурм солдаты кричали «Сергиев!».

Царь верил, что это поможет победить. «А Нечая… Сергий Чудотворец дважды побил!» — писал он с восторгом князю Ю. А. Долгорукову и среди зимы 1659 года отправился в Троице-Сергиев монастырь лично благодарить святого за помощь.

В том же духе были и другие предложения государя по усилению боеспособности русского войска. Занятые города он хотел переименовать то в Борисоглебск в честь святых воинов-покровителей Бориса и Глеба, то в «Дмитриев царевичев город», поскольку во сне ему явился угличский царевич. В захваченных крепостях он приказывал строить церкви особого посвящения. Так, получив в 1660 году известие о взятии Бреста, Алексей Михайлович распорядился построить там храм в честь Богоявления, поскольку штурм был в канун этого праздника, но затем передумал и повелел освятить главный престол в честь Архистратига Михаила, а придел — в честь священномученика Афанасия Брестского — игумена Брестского Симоновского монастыря Афанасия Филипповича, живьем закопанного поляками 5 сентября 1648 года за верность православию. Однако было бы неправильно думать, что государь не мог или не хотел вникать в суть военного дела; просто вера наполняла всю его жизнь, каждый ее штрих.

Царь Алексей пристально следил за выполнением своих приказов о наступлении или отступлении. Воеводы на своей шкуре почувствовали, что лучше дождаться царского решения, а не лезть на рожон с собственной инициативой, которая могла обернуться провалом. А если полководец не дай бог ослушивался царского приказа, наказание, как правило, было суровым. «Тишайший» монарх не терпел неподчинения, ставя его в грех. То, какие чувства обуревали государя во время подобных столкновений, показывает письменный разнос, учиненный им Григорию Ромодановскому: «…воздаст тебе Господь Бог за твою к нам, великому государю, прямую сатанинскую службу!..и ты дело Божие и наше государево потерял, потеряет тебя самого Господь Бог!..и сам, треокаянный и безславный ненавистник рода христианскаго — для того, что людей не послал, — и нам верный изменник и самого истиннаго сатаны сын и друг диаволов, впадаешь в бездну преисподнюю, из неяже никто не возвращался. Вконец ведаем, завистниче и верный наш непослушниче, как то дело ухищренным и злопронырливым умыслом учинил…»

Справедливости ради следует сказать, что Алексей Михайлович всерьез интересовался и состоянием вооружения своей армии, и налаживанием продовольственного снабжения, и взаимоотношениями между военачальниками — всем, что касалось войны и служилых людей. Царь решил вознаградить участников всех походов и сражений русско-польской войны. Сохранились списки жалованных грамот, переводивших дворянские поместья в статус вотчин, в которых Алексей Михайлович подробно и трепетно излагал причины войны и давал оценку русским победам: «…за те досадительства з Божиею помощию и надеждой християнския Пречистыя Богородицы молитвою, взяв непобедимое оружие — крест Господен, — мы, великий государь… на Полское и Литовское королевство ходили и Смоленск и Вильну и Брест и иные многие городы в Литве и на Белой России поймали». В годы, когда государь не участвовал непосредственно в походах, он разрабатывал конструкцию артиллерийского орудия, о чем свидетельствует его собственноручный чертеж Артиллерия вообще сильно занимала монарха, он уделял изучению этого вопроса массу времени и сил.

Ввиду того что отечественное производство вооружения отставало от роста численности войск, при Михаиле Федоровиче практиковалась закупка оружия за границей. Например, в 1631 году стольник Племянников и дьяк Аристов были отправлены в Европу с целью приобретения десяти тысяч мушкетов и пяти тысяч шпаг. С пушками дело обстояло несколько лучше, но всё равно нужно было значительно расширять добычу руды и производство металла. Государство начало создавать железоделательные заводы в Казани, Смоленске, на Урале, был налажен поиск новых месторождений железной руды. Уже в 1630-х годах в стране существовало до пятнадцати частных железоделательных мануфактур в Туле, Кашире, Алексине и других местах. Основным поставщиком крупнокалиберных орудий был Московский пушечный двор; помимо него пушки отливали в Пскове, Новгороде, Устюге, Вологде, Тобольске и других городах. В 1654 году в Смоленском походе государя при численности войска в 32 500 человек было в наличии 158 орудий, из которых верховых пушек[5] только семь, а остальные — пищали. По свидетельству Григория Котошихина, царский полк имел обычно до двухсот орудий, а остальные полки — по 50–80. В полках «иноземного строя» насчитывалось от шести до двенадцати орудий «полкового наряда». Появилась конная артиллерия, сопровождавшая драгун в бою. Кованые железные пушки постепенно вытеснялись литыми чугунными орудиями, шло усовершенствование орудийных колесных лафетов, что увеличивало тактическую маневренность артиллерии.

К концу правления Алексея Михайловича были выработаны общие требования к количеству и качеству вооружения пехоты и конницы: «…у гусар было по гусарскому древку да по паре ж пистолей, а у рейтаров по карабину да по паре ж пистолей, у всех свои добрые и к бою надежные, у стрельцов, солдат и у иных чинов пехотного строя людей мушкеты и бердыши были добрые».

Совершенно по-иному, чем отец, подходил к военному делу Федор Алексеевич. У него мы не встретим рассуждений в религиозном духе; напротив, как и во всём остальном, в этой области он проявлял рационализм и выказывал стремление навести порядок. Уже в 1678 году царь запретил верстать в рейтары и солдаты полков «иноземного строя» неимущих людей, крестьян и холопов, а также сыновей неслужилых помещиков. По его указу была составлена «Роспись перечневая ратным людем, которые во 189 (7189-м от Сотворения мира, то есть 1681-м от Рождества Христова. — Л.Ч.) году росписаны в полки по разрядам». В девяти разрядах состояли 164 600 служилых людей (соотношение пехоты и конницы — 49 и 51 процент). В том же году был издан указ о переводе старых воинских званий в новые, иноземные: «…быть из голов в полковниках, из полуголов в полуполковниках, из сотников в капитанах… против иноземского чину, как служат у гусарских и у рейтарских, и у пеших полков тех же чинов, которыми чинами пожалованы ныне, и впредь прежними чинами не именовать». 12 ноября 1680 года был издан еще один указ — «О разделении ведомства ратных людей конных и пеших между разными приказами», согласно которому стрельцы (кроме казанских и московских), городовые казаки и дети боярские переписывались в солдатскую службу и распределялись по полкам. Началось упразднение стрельцов и части поместного войска, вместо деления на сотни вводились роты и полки. В свете всех этих начинаний становится совершенно понятной и закономерной отмена местничества в 1682 году, ведь реформированная армия настойчиво требовала новых начал в управлении.

Что касается вооружения, то и здесь вводились единообразие и порядок. Новые полки должны были иметь по 20 орудий, причем калибр «полкового наряда» уменьшался (вместо пяти-девятифунтовых пушек теперь на вооружение поступали одно-трехфунтовые), что способствовало большей подвижности артиллерии в бою. К концу XVII столетия походное войско, как правило, имело в своем распоряжении от трехсот до трехсот пятидесяти орудий. Выросло и производство русских пушек Только тульские оружейники выпускали в год около двух тысяч пищалей.

В целом же в течение XVII века ратное дело как никакое другое претерпело изменения в сторону улучшения и вооружения и боеспособности войск Постепенная замена старых сотен полками «иноземного строя» требовала много средств. Тут уж без государя и его казны обойтись было совершенно невозможно, так что вклад всех троих первых царей из дома Романовых в развитие этой отрасли был чрезвычайно велик

Принимать челобитные — это была основная «работа» государя. Он как гарант божественной справедливости должен был блюсти народ свой в «правде», насаждая праведный суд и карая за неправедный. Поэтому все дела, даже самые мелкие, адресовались лично монарху, но попадали, разумеется, в руки его служилых людей. В челобитных на имя государя есть некая интимность отношений между ним и подданными, доверительность обращения к «царю-батюшке», правда, в XVII столетии уже утратившая свежесть и часто воспринимаемая народом лишь как традиционная норма и не более того.

Обычай начинать любое дело с челобитья был настолько повседневным, что даже тогда, когда ни о каком челобитье речи быть не могло, оно всё равно фигурировало в качестве «зачина» того или иного предприятия — например избрания патриархом Филарета. Подробное описание всей процедуры было зафиксировано в разрядных книгах, чего ранее не делалось. Сначала царю Михаилу Федоровичу ударили челом иерусалимский патриарх Феофан и весь Освященный собор, а также государев двор и «всяких чинов люди», чтобы выбран был именно Филарет: «А на Москве на великом святительском престоле, опричь его, государя, патриархом быти некому». Челобитье завершалось обращением к царю, чтобы он, в свою очередь, просил Филарета принять святительский престол. Следующее челобитье — от имени царя, архиереев и «всех чинов людей» — было «с великим молением» обращено к Филарету. Тот по традиции сначала «многими словесы себя унижал и недостойна себя быти пастырем того великого престола нарицал» (самоуничижение также было неотъемлемой частью «чинного» принятия высокого поста) и, наконец, дал согласие.