Первая война Гитлера - Томас Вебер
Как мы видели, большинство людей полка Листа не были добровольцами. Всё же теперь после почти трёх месяцев войны и нескольких недель обучения, многие жаждали попасть на фронт защищать, как они полагали, своё Отечество. Когда солдаты RIR 16 покинули Баварию, граф Бассенхайм описывал их настроение как превосходное. При пересечении Рейна и проезжая мимо статуи Нидервальд, огромной статуи Германии с мечом и короной германского императора в её руках, воздвигнутой высоко над берегами Рейна после Франко-Прусской войны, войска полка Листа по имеющимся сообщениям спонтанно запели песню "Стража на Рейне".
Песня – которую станут петь на фронте снова и снова – была неофициальным национальным гимном имперской Германии. Сегодня она, возможно, известна лучше всего по знаменитой сцене в голливудском классическом фильме Casablanca, в котором немецкие солдаты поют песню в кафе Рика и побуждают постоянных клиентов бара в ответ запеть Марсельезу. Смысл этой песни был оборонительным по своему характеру. Написанная после оккупации Германии Наполеоном, она скорее призывает немцев быть готовыми защищать Германию от иностранной оккупации, чем начинать искать приключений в борьбе за мировое доминирование.
«На Рейн, на Рейн, кто станет в строй
Немецкий Рейн закрыть собой?»
Спокоен будь, край отчий наш:
Спокоен будь, край отчий наш:
Твёрд и надёжен страж, на Рейне страж!
Твёрд и надёжен страж, на Рейне страж!
Зов сотни тысяч всколыхнёт,
В их взорах пламень полыхнёт;
И юный немец рвётся в бой,
Границу заслонить собой.
Он взор подъемлет в небеса,
Где душ геройских голоса,
И клятва юноши тверда:
«Немецким будет Рейн всегда!»
Пока последний жив стрелок,
И хоть один взведён курок,
Один со шпагой сжат кулак, —
На берег твой не ступит враг!
Звучит присяга, плещет вал,
Знамёна ветер полоскал:
На Рейн, на Рейн, готов любой
Немецкий Рейн закрыть собой![5]
Отношение баварцев к песне, возможно, наилучшим образом характеризует баварцев, немцев и европейское общество в преддверии Первой мировой войны. Несомненно, это было милитаризованное общество. И всё же это было общество, которое, в общем и в целом, не толкало активно к войне, но было готово взять в руки оружие, если будет призвано, когда их страна окажется в осаде. И песня определённо не была более милитаристской, чем "Марсельеза", национальный гимн Франции.
До войны антифранцузские чувства не были в основе германского национализма. Сутью национализма перед 1914 годом не было, как порой утверждается, представление "других", то есть других наций, в качестве врагов. Рассматривать национализм перед 1914 годом как всеобще антагонистическую силу, которая раньше или позже сделает большую европейскую войну почти неминуемой, – это читать историю задом наперёд в попытке понять две мировые войны. Однако, когда началась война, немецкий оборонительный национализм предопределил довоенный национализм, блокируя элементы, позволявшие мирное сосуществование наций Европы, и стараясь найти логику в конфликте. Вот почему солдаты полка Листа, кода они пели "Дозор на Рейне", теперь сосредоточивались на культурном аспекте сопротивления французскому вторжению. Они видели себя членами мифической традиции вслед за теми, кто прежде, по крайней мере в их головах, старались оборонять Германию против орд Луи XIV, когда замок Гейдельберга был разрушен в семнадцатом веке, против французских революционных войск вслед за Французской революцией, затем против вторжения Наполеона, и то, что виделось как упреждающая оборона против политики Наполеона III, ощущавшейся в 1870 году как агрессия.
Однако Британия была неожиданным противником в войне. Иногда забывается, что на протяжении столетий до начала Первой мировой войны Британия воевала со всеми своими основными союзниками в Великой войне (Франция, Россия и Соединённые Штаты), но ни с одним из своих главных противников (Германия и Австро-Венгрия). В самом деле, Германия и Англия (или Британия) никогда не встречались на поле боя до Первой мировой войны. Несмотря на предвоенные англо-германские трения, мало кто из немцев думал, что Британия присоединится к Франции и России против Германии: отсюда ощущение предательства и негодования при объявлении Британией войны, и, возможно, отсюда надежда Гитлера встретиться с Британией на поле боля. Вайсгербер уже называл британцев "английскими собаками" в середине сентября. Более того, в тех случаях, когда британские и французские военнопленные перевозились вместе в Германию в первые недели войны, гнев публики был направлен гораздо более на британских, чем на французских, военнопленных до такой степени, что еду и питьё давали группам французских военнопленных, но британским солдатам отказывали. Когда солдаты полка Листа увидели поезд, наполненный британскими военнопленными при проезде Аахена, распространился слух, что баварские войска на самом деле будут посланы в Англию, и это приветствовалось войсками с великой радостью.
***
Когда ранним утром 23 октября полк Листа пересёк границу Бельгии и таким образом Гитлер впервые в своей жизни покинул земли с немецкоговорящим населением, солдаты закричали "Ура" и запели песню. На поездах огни должны были быть выключены, поскольку они были теперь в неминуемой опасности бомбардировки вражескими боевыми самолётами. Рано утром войскам приказали держать своё оружие в постоянной готовности, так как были сообщения о наличии francs-tireurs в регионе, через который они проезжали. На следующий день поезда с солдатами RIR 16 медленно ползли через руины городов Бельгии. Через двадцать лет Игнац Вестернкирхнер, который станет одним из ближайших товарищей Гитлера, будет вспоминать: "Страна казалась ужасно плоской и монотонной; единственные деревни, которые мы проезжали, были ничем иным, как грудами зияющих развалин. Мёртвые лошади, раздувшиеся как шары, лежали в канавах". Сам Гитлер вспоминал о железнодорожной поездке: "В 9 утра мы прибыли в Льеж.