Для тебя - Татьяна Тианина
Дома он почти не покидал своей комнаты, целыми днями бездумно щелкая пультом от телевизора, не задерживаясь больше минуты ни на одном канале, или просто глядел в окно.
Такое поведение Эдика, казалось, никого не удивляло и не беспокоило, кроме меня. Видимо, все остальные привыкли к таким перепадам в его настроении и старались лишний раз не беспокоить и не раздражать больного.
По моему мнению, это было неправильно и даже вредно — незачем позволять ему сидеть взаперти и вгонять себя в тоску, пусть лучше психанет как следует, сбросит напряжение и поскорее придет в себя. Так что я на свой страх и риск начал доставать его, пытаясь расшевелить.
Я твердо решил не повторять прежней ошибки — Эдику нужна адекватная реакция на то, что он делает. Терпение для него означает равнодушие. Когда я ставлю его на место, он, как ни парадоксально, чувствует, что он мне не безразличен. Что я вижу в нем личность, а не какой-то абстрактный объект для ухода и лечения.
— Чем бы ты хотел заняться на Новый год?
— В прошлом году в это время я отжигал с приятелями в клубе, а потом мы на две недели уехали на лыжный курорт. Вот чем-нибудь таким. Можешь это организовать? — огрызнулся Эдик.
— Нет, но это не моя вина.
— Да. А чья? Того шофера, который отрубился на трассе после бессонной ночи, или я сам во всем виноват, потому что сел за руль, не имея прав, а может, отец, научивший меня водить машину? Никто не виноват, не с кого спросить. Лучше бы я тогда умер.
— Лучше чем что? Чем сидеть в темной комнате и жалеть себя? Возможно.
— Иногда я тебя ненавижу, Андрей.
— Ну вот, то на шею вешается и в любви признается, то вдруг «ненавижу», — вполголоса, как бы рассуждая сам с собой, проговорил я.
— … … …!..!
«Ого, какие слова он, знает наш мальчик-отличник! Красиво сказано, и с большим чувством!» — подумал я, но вслух, разумеется, произнес совсем другое.
— Следи за своей речью, пожалуйста. И я, кажется, уже предупреждал, чтобы ты не смел повышать на меня голос.
— И что ты сделаешь — опять меня ударишь?
— Почему нет? Тебе же нравится, когда я отношусь к тебе как к нормальному здоровому парню?
Эдик снова уткнулся в свой журнал, а я мысленно поздравил себя с очередной победой и взял со стола учебник.
— Значит, горные лыжи и ночные клубы отменяются, — почти что спокойно произнес Эдик. — Ничего не поделаешь, будем праздновать дома. Нарядим ёлку, выпьем шампанского под бой курантов и загадаем желания. Пожалуй, попрошу у Деда Мороза новые ноги. Или волшебный эликсир, который меня исцелит.
Не знаю, действительно ли он загадал такое желание, или посчитал себя слишком взрослым для этого. В праздничной суете я быстро позабыл о нашем разговоре, а потом нам обоим стало не до пустяков.
Одно скажу — на волшебный подарок это оказалось совсем не похоже.
Глава 9
Как это ни странно, именно после того, как Эдик почти что в открытую признался мне в своих чувствах, мы наконец-то сумели по-настоящему подружиться.
Иногда с его молчаливого разрешения я бессовестно пользовался тем, что он ко мне неравнодушен: например, демонстрировал свое разочарование, когда он упрямился или ленился — после этого он, поворчав для виду, брался за дело всерьез. Если же Эдик старался как следует, то я обязательно поощрял его каким-нибудь ласковым словом или прикосновением — как собачку, правильно выполнившую команду дрессировщика. У меня вошло в привычку слегка флиртовать с ним, чтобы поднять настроение или заставить улыбнуться, а намеки на нежные чувства Эдика ко мне стали чем-то вроде домашней шутки, понятной только нам двоим.
Я стал больше доверять ему — во многом из-за того, что Эдик строго соблюдал неприкосновенность моего личного пространства.
Между нами по-прежнему был постоянный физический контакт из-за его болезни, но он никогда не пытался сделать его более тесным или затянуть дольше необходимого. После того пьяного поцелуя мне было не на что пожаловаться в этом отношении.
Впрочем, я ни минуты не сомневался, что это было частью хорошо продуманного плана. Если я дрессировал его, как собачку, то он приучал меня к себе, как капризную и независимую кошку, старым проверенным методом — не делать резких движений и терпеливо ждать, пока животное само прыгнет к тебе на колени и даст себя погладить.
Я не ожидал, что он может быть настолько чутким и внимательным, особенно учитывая то, что ко всем остальным он относился одинаково равнодушно. Эдик по-прежнему не желал сближаться ни с кем из ребят, посещавших оздоровительный центр, а приезжавших к нему во время каникул бывших одноклассников он впустил в дом только по моему настоянию.
Я предусмотрительно не стал оставлять их с Эдиком наедине — он запросто мог нагрубить им, лишь бы спровадить поскорей, а при мне ему поневоле пришлось изображать приветливого хозяина.
Гостей было трое: парень и две довольно симпатичные девушки, которые тут же начали со мной заигрывать. Против ожидания, Эдик отнесся к этому совершенно равнодушно. На парня он обращал еще меньше внимания, а тот буквально не сводил глаз с Эдика. Наблюдать за ним было очень забавно — никогда не думал, что один парень может так открыто показывать свой интерес к другому.
Он постарался сесть поближе и тщетно пытался втянуть Эдика в разговор, при этом то и дело как бы случайно прикасаясь к нему, например, передавая чашку с чаем.
Парнишка, кстати, был очень хорошенький, даже на мой гетеросексуальный взгляд — была в нем какая-то смутная, совсем не мужская притягательность. Я это почувствовал, хотя и остался равнодушен — просто отметил про себя, как некий забавный факт.
Раньше мне не приходилось близко общаться с геями и бисексуалами, конечно, если предположить, что все мои знакомые были достаточно откровенны. Хотя на это вряд ли можно рассчитывать, учитывая, что большинство людей не слишком лояльно относятся к подобным вещам.
Правда, был один парень на моем курсе, который с первых дней не скрывал своей ориентации. Его «друг» иногда появлялся у нас в универе — при встрече они целовались, как это принято у обычных пар, абсолютно не обращая внимания на публику. Сначала народ