Выбор варвара (ЛП) - Диксон Руби

— Я твой, Фарли.

Мне нравится, как это звучит. Я наклоняюсь вперед и решаю, что начну с самого верха. Я провожу пальцами по щетине на его выбритой голове. С подстриженной гривой его рога выглядят еще более заметными, чем обычно, и я решаю, что мне это нравится. Он другой, и мне нравятся все его изменения, которые делают его уникальным. Я на мгновение глажу его по голове, и он закрывает глаза от удовольствия. Это заставляет меня улыбаться, но я двигаюсь дальше, потому что здесь так много всего предстоит исследовать.

Я позволяю своим пальцам скользить вверх по всей длине его рогов, двигаясь по блестящему веществу.

— Что это такое, что покрывает их?

— Металл. Думаю, у вас здесь этого нет.

Как это очень странно.

— Тебе больно, когда твои рога прикрыты?

— Вовсе нет. Это просто тенденция, вроде пирсинга.

— Это? — Я дотрагиваюсь до мочки его уха, где сквозь плоть продето маленькое колечко. — Это только потому, что она красивая?

— В основном. Но некоторые из них… полезны. Как та, что на моем члене.

Я моргаю. Неужели я недостаточно внимательно пригляделась? Я позволяю своему взгляду скользнуть вниз по его длинному телу и сосредоточиться на его члене. Конечно же, на головке его члена есть металлическая шишка.

— А для чего это? — спрашиваю я.

Он проводит рукой по лицу.

— Э-э, итак, когда я был моложе, я был немного дамским угодником, по крайней мере, мне так казалось. Я сделал там пирсинг, потому что это доставляет больше удовольствия женщине.

Я внезапно очарована. Я тыкаю пирсинг, и он кажется теплым на ощупь, металл нагревается от его кожи.

— Правда? Как?

— Ну, у самки месакка есть узел прямо внутри нее, расположенный на внутренней стенке. Так что, если потереться об него, это будет приятно на ощупь. Если пирсинг попадает в нее, это действительно приятно.

— Лучше, чем обычно?

— Намного лучше.

— Можем ли мы вытащить его и попробовать оба способа?

— Нет, как только это будет сделано, его уже не вернуть.

Значит, я получаю его только с тем, что лучше обычного? Думаю, я смогу с этим справиться.

— И ты сделал пирсинг, потому что это доставляет женщинам больше удовольствия? — Я лучезарно улыбаюсь ему. — Ты такой заботливый, Мёрдок. Причиняешь себе боль, чтобы доставить больше удовольствия своему партнеру.

Он снова проводит рукой по лицу и выглядит смущенным.

— Я не святой, Фарли. Я сделал это, потому что мне нравилось слышать, как девушки выкрикивают мое имя.

Я хмурюсь, потому что, услышав, как он это говорит, я начинаю ревновать.

— Много ли женщин выкрикивали твое имя? Они используют твое полное имя или просто Мёрдок?

— Это действительно неловко, Фарли. — Он гладит меня по руке. — Я не был с женщиной уже больше трех лет. Я не хотел, чтобы кто-нибудь прикасался ко мне. Ты первый человек, которого я захотел за целую вечность. Это помогает?

— Немного. — Я не могу удержаться, чтобы немного не надуться, представляя его в объятиях других женщин. Это я сказала, что не возражаю? Очевидно, я плохо соображала. У меня комок подступает к горлу, когда мне в голову приходит новая, ужасная мысль. — Когда ты оставишь меня, ты будешь искать других женщин?

Мёрдок бледнеет.

— Мне даже думать об этом не нравится. Мне не нужен никто другой, кроме тебя. Не уверен, что смог бы позволить другой женщине прикоснуться ко мне.

Это заставляет меня чувствовать себя лучше.

— Ты должен быть моем и только моим.

Улыбка снова изгибает его губы.

— Я согласен.

Я снова прикасаюсь к пирсингу, и когда он слегка вздрагивает, я решаю не исследовать пальцами остальную часть его тела и перехожу сразу к интересным частям. Я поглаживаю его шпору, очарованная ее твердым стеблем. У женщин его нет, и хотя я много раз видела своих соплеменников-мужчин обнаженными, я никогда не прикасалась ни к одному из них здесь. Она твердая, но немного изгибающаяся, немного похожа на твердый гребень вдоль верхней части моего уха. Мёрдок втягивает воздух, когда я ласкаю его, и поэтому я практикую разные прикосновения, чтобы увидеть, какие из них ему нравятся больше всего. Когда я провожу пальцем по нижней стороне, он практически выгибается дугой, приподнимаясь на мехах. Ооо. Я делаю это снова, и его член дергается в ответ. На головке появляются капельки жидкости, и одна из них начинает соскальзывать. Я ловлю ее кончиком пальца и подношу ко рту.

— О, Кеф, у тебя просто нет границ, не так ли? — Его глаза полузакрыты под тяжелыми веками.

Я облизываю свой палец. Вкус солоноватый, но достаточно приятный.

— Я хочу попробовать тебя на вкус. Разве это плохо? Должна ли я остановиться?

— Не останавливайся. Черт возьми, нет. Я просто… — он закрывает глаза, когда я снова провожу пальцем по головке его члена, оставляя маленькие блестящие дорожки на его коже. — Там, откуда я родом, так много людей и так много болезней, что никто больше не прикасается к ним.

— Это звучит жалко. — И он хочет, чтобы я поехала с ним?

— Я никогда по-настоящему не задумывался об этом до сих пор, наблюдая за тобой.

— Так как же вы спариваетесь, если не прикасаетесь друг к другу и не пробуете друг друга на вкус?

— Защита для тела, — говорит он, и я замечаю, что он слегка задыхается. — Ты надеваешь тонкую пластиковую пленку на свои интимные места и любую другую открытую кожу, прежде чем прикоснуться друг к другу. Это предотвращает распространение болезней.

Это звучит совсем не весело.

— Но мне нравится ощущать прикосновение твоей обнаженной кожи к моей.

— Мне тоже. — Он тянется ко мне, поглаживая мое бедро. — Мне чертовски нравится, когда ты прикасаешься ко мне.

Его слова наполняют меня теплым, сияющим удовольствием. Я хочу сделать больше. Я решаю использовать всю свою ладонь, обхватывая его твердый член по всей длине и слегка сжимая его. Здесь он толстый и жесткий, текстурированный, бархатистый твёрдый гребень внизу его ствола менее заметен, чем вверху. Он снова стонет, когда я еще раз сжимаю его, и выгибает бедра. Мне нравится его реакция, и я хочу сделать больше.

— Можно я прикоснусь к тебе губами?

Мёрдок втягивает в себя воздух.

— Конечно.

Довольная, я наклоняюсь над ним и на пробу облизываю головку его члена.

— Ах!

Я резко выпрямляюсь, пораженная. Его глаза крепко зажмурены, лицо напряжено.

— Мёрдок! Тебе было больно?

— Боги, Фарли. Я… я не уверен, что смогу с этим справиться. — Он снова стонет и натягивает один из мехов на лицо. — Кеф, а я-то думал, что у меня есть опыт. В тот момент, когда ты прикасаешься ко мне своим ртом, я уже готов кончить.

— Но мне это нравится, — говорю я ему, счастливая, что могу свести его с ума одним лишь облизыванием. Я нетерпеливо наклоняюсь еще раз. — Могу я сделать это снова?

Его ответ приглушен мехами, но я думаю, что это «да».

Забавляясь, я еще раз облизываю его и чувствую, как все его тело содрогается. Такие маленькие прикосновения, и они лишают его самообладания. Это завораживает меня. Мне нравится быть той, кто доставляет ему столько удовольствия. Еще одна капелька стекает по его члену, и я слизываю ее, затем провожу языком по головке. Это немного похоже на облизывание сосульки, что мы привыкли делать в детстве. Я сжимаю его в руке, чтобы удержать на всей длине, а затем еще раз провожу по нему языком. Выступы на моем языке цепляются за маленькую проколотую бусинку возле кончика, и он издает еще один сдавленный звук.

— Мне нравится прикасаться к тебе, Мёрдок, — выдыхаю я, и это почти так, как будто я говорю это его члену, а не ему самому, потому что моя голова опущена между его бедер. — Мне нравится видеть, как ты реагируешь. У меня от этого мокро между бедер.

Мёрдок снова с шипением выдыхает воздух.

— Непристойные разговоры? Боги, Фарли, ты — воплощение каждой моей мечты.

Мне это нравится. Это заставляет меня хотеть делать больше. Поэтому я снова лижу его, представляя ту сосульку, когда я была комплектом, и позволяю своему языку скользить вверх и вниз по его длине.