Выбор варвара (ЛП) - Диксон Руби

Это нормально. Хорошо. При виде этого я чувствую себя лучше.

Шорши поворачивается ко мне с сияющей улыбкой на лице, которая не совсем соответствует ее глазам.

— Не хотели бы вы с Мёрдоком присоединиться к нам за ужином сегодня вечером? Я могу кое-что приготовить, и для нас было бы честью, если бы вы посетили мой костер.

Я смотрю на свою пару, но он далеко, выражение его лица отстраненное.

— Не сегодня, — говорю я Шорши. — Возможно, утром. Думаю, мы не были бы хорошей компанией.

Она понимающе кивает мне и уводит свою пару прочь. Я беру Мёрдока за руку и веду его к своему маленькому домику на краю деревни. Чом-пи гарцует позади нас, игриво покусывая мои ботинки. Он не понимает, почему у нас такое мрачное настроение, только то, что пришло время играть. Я перевожу его в дом, который является его конюшней, кладу еду в его корзину и слежу, чтобы у него была свежая вода. Я быстро почесываю его и обещаю провести с ним больше времени завтра.

Сегодня вечером я должна быть со своей парой. Обеспечив безопасность моего маленького двисти на вечер, я направляюсь к себе домой и отодвигаю ширму для уединения над проемом.

— Дай мне минутку, чтобы развести огонь, — говорю я Мёрдоку, входя и направляясь к кострищу.

Внутри темно, но я узнаю свой маленький домик на ощупь, а мои кремень и трут там, где я их оставила. Я быстро высекаю искру, бросаю ее на кучку трута и дую на нее, пока она не станет достаточно большой, чтобы поддерживать пламя, пока я подкармливаю ее навозной стружкой. Пока я работаю, мне интересно, что он подумает о моем маленьком домике. Он не так ярко освещен, как у него. Моя кровать стоит не на возвышении, а на каменном полу и представляет собой не что иное, как груду самых мягких и толстых мехов. У меня есть небольшая ниша для туалета чуть дальше, каменная столешница для приготовления пищи и яма для костра. У меня есть стойка для моего оружия, несколько табуреток и разноцветные тканые полотна, которые Ти-фа-ни и Ме-ган сшили для меня. Это маленькая комната, и она сильно отличается от его собственной. И для меня важно, чтобы он не нашел это место… простым.

Пока я разжигаю огонь, он ходит по дому, разглядывая мои вещи. Он подходит к каменной стене и всматривается в нее.

— Это петроглифы (прим. первобытные пещерные наскальные живописные рисунки)? — спрашивает он.

— Я не знаю этого слова.

— Рисунки на камне? Язык?

Я пожимаю плечами.

— Они были здесь до того, как мы пришли. На некоторых стенах есть картины, на некоторых — нет. — Они меня не очень интересуют, хотя некоторые люди очарованы ими.

— Ха, — говорит он. — Если они были хоть в чем-то похожи на эти рисунки, то это уродливые существа. Четыре руки и ни одного рога.

— Они давно ушли, — говорю я и добавляю в свой голос дразнящие нотки. — Тебе не нужно беспокоиться о том, что они вернутся и напугают тебя до полусмерти.

Он смотрит на меня, и намек на улыбку изгибает его губы.

— Думаю, нет.

Мне нравится, что у него немного улучшилось настроение. Я увеличиваю огонь, добавляя еще больше топлива, чтобы он не затух. Странно оглядываться и не видеть, как его глаза светятся в темноте. У него нет кхая, — напоминаю я себе. — И может быть, не будет никогда. И мне становится немного грустно от этой мысли. Так же быстро я отодвигаю ее в сторону. Если у меня будет всего несколько дней с Мёрдоком, то я использую их по максимуму. Я буду горевать и жалеть себя позже, когда его корабль исчезнет с неба, а я останусь пустой и одинокой.

Но сейчас он здесь. Обо всем остальном я позабочусь завтра. Я похлопываю по табурету рядом с тем местом, где сижу на корточках.

— Иди сюда и сядь у огня.

Мёрдок приближается, и я замечаю, что теперь, когда мы одни, с его лица спадает напряжение. Я рада. Он садится и расстегивает переднюю часть своего костюма, затем потирает руки и протягивает их к огню.

— Становится холоднее.

— С заходом солнц действительно становится прохладнее. Не волнуйся — под мехами нам будет тепло.

Вместо того чтобы заставить его улыбнуться, он выглядит несчастным.

— Фарли…

— Тссс, — говорю я ему. — Я ничего не прошу у тебя, кроме твоего общества, пока ты здесь. Ты не можешь остаться, и я не уверена, что хочу уходить, — я качаю головой. — Все так, как было задумано. Все, что мы можем сделать, это наслаждаться тем временем, которое у нас есть.

Его глаза все еще печальны, но он кивает. Когда я встаю, он хватает меня за бедра и усаживает к себе на колени.

— Если это так, то я не отпущу тебя сегодня вечером.

Я хихикаю и обвиваю руками его шею, потому что ни в малейшей степени не возражаю против этого.

— Ты голоден? Хочешь пить?

— Нет. — Мёрдок прижимается поцелуем к костяным пластинам на моем плече. — Мне было холодно, но с тобой в моих объятиях мне теплее.

— Может, нам раздеться и забраться под меха? Тебе будет намного теплее, когда твоя обнаженная кожа прижмется к моей.

Он закрывает глаза и стонет, прижимаясь лбом к тому самому месту, которое только что поцеловал.

— Сжалься над человеком.

— Почему? Это практично.

— И я не смогу удержаться, чтобы не прикоснуться к тебе.

Я фыркаю. Это его единственное беспокойство?

— Почему ты должен сопротивляться этому? Я тоже хочу прикоснуться к тебе.

Он поднимает голову.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что я тебя использую.

Использует меня? С моим кхаем, поющим дикую, нуждающуюся песню в моей груди? С каждым днем мое тело болит все сильнее, и я чувствую пустоту, потому что мы не спарились. У меня уже скользко между бедер, и мой пульс учащенно бьется. Если он не прикоснется ко мне в ближайшее время, я буду той, кто использует его.

У этой идеи есть свои достоинства.

Но поскольку он сопротивляется, я поднимаюсь на ноги и встаю между его ног. Я развязываю завязки на своей кожаной тунике и сбрасываю ее с плеч, оставляя торс обнаженным. Он смотрит на мои соски с голодным выражением на лице. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Я чувствую себя так, словно умираю из-за этого. И все же он не тянется к тому, что я ему предлагаю. Неужели он действительно думает, что я возненавижу его, если он прикоснется ко мне, а потом оставит?

Я никогда не смогла бы возненавидеть его. Никогда.

Поэтому я осторожно поднимаю одну ногу и снимаю ботинок, затем другой. Я отбрасываю их в сторону, не сводя с него пристального взгляда. Неужели он не видит, как сильно я хочу его? Насколько я готова к тому, что он объявит меня своей? Затем я выпрямляюсь и снимаю леггинсы, отбрасывая их в сторону, пока не оказываюсь перед ним обнаженной. Он все еще не тянется ко мне, хотя его взгляд пылает, и он сгибает руки, как будто умирает от желания прикоснуться ко мне.

Очень хорошо, я продолжу играть ведущую роль. Дело не в том, что он застенчив, я знаю. Дело в том, что он думает, что прикосновение ко мне может быть ошибкой, о которой он пожалеет. Поэтому я должна показать ему обратное. Я беру его руку и направляю ее к своему соску, как делала, когда мы впервые встретились.

— Ты не будешь прикасаться ко мне?

Стон, который вырывается у него, полон боли. Он вскакивает на ноги, и прежде чем я успеваю спросить, что не так, его губы накрывают мои, и он заявляет на меня права. Я стону от удовольствия, когда его язык скользит по моему собственному, и он овладевает мной, самозабвенно целуя меня. Снова и снова его губы накрывают мои, и у меня перехватывает дыхание от восторга. Его руки обхватывают меня, и затем моя грудь прижимается к его толстой тунике.

— Я хочу почувствовать твою кожу, — шепчу я между поцелуями. — Пожалуйста, Мёрдок. Позволь мне тоже прикоснуться к тебе.

Он подхватывает меня на руки, и я задыхаюсь, прижимаясь к его шее. До этого момента я и не подозревала, что он настолько выше мужчин в моем племени. Обычно я стою с ними лицом к лицу, но с Мёрдоком я достаю ему до подбородка. Мне… это нравится. Рядом с ним я чувствую себя маленькой и изящной, почти как человек. Эта мысль заставляет меня хихикать.