Хирург Коновалов (СИ) - Волкова Дарья

Женька категорически отказывается уезжать с этого праздника жизни. «Самое веселье начинается, ты что!», – возмущается она. Ну и ладно, доберется на одном из арендованных автобусов, которые ждут на парковке.

А я устала и хочу домой.

По дороге к парковке останавливаюсь. За дальним столиком, кажется, за тем, за которым сидели мы с Женькой, вижу фигуру. Это мужчина. Руки сложены на столе, голова на руках. На голову накинут капюшон толстовки, на нем голубые джинсы. Замираю, вглядываясь. Эти плечи и спину я теперь всегда узнаю.

Я делаю несколько шагов, останавливаюсь рядом. Это точно Коновалов. Но что с ним? Спит? Или?..

За спиной раздаются шаги, оборачиваюсь. Наиль.

– Ему плохо? – сам собой вылетает вопрос.

– Плохо ему будет завтра. А сейчас, подозреваю, хорошо.

До меня не сразу доходит.

– Он… пьяный?

– Вдрызг. Вадик это умеет – редко, но метко.

– И что с ним делать?

– Ничего, – пожимает плечами Наиль. – Будем уезжать – постараемся не забыть. Возможно. Пусть спит.

Наиль уходит. А я – нет. Вспоминаются слова Женьки про «Кто будет греть ВадимЭдуардычу постель». Что-то желающих не видно. Видимо, пьяный Коновалов никому не интересен. Мне тоже не должен быть. Но я думаю о том, что этот человек стоял у горячего мангала, готовил офигенный шашлык, на него пялилось несколько десятков женщин. И теперь спит, положив голову на руки, за дальним столиком, никому не нужный. А потом его, «возможно», не забудут.

А он меня на руках в операционную нес.

Я понятия не имею, как обращаться с пьяными – мой папа совсем не пьет. Ну и так, по жизни, тоже раньше не доводилось. Может быть, если бы я имела такой опыт, я бы не рискнула.

Касаюсь рукой плеча в темно-зеленой толстовке.

– Вадим…

– М-м-м-м?

– Домой поедешь?

– Поеду.

Он поднимает голову с рук, упирается ладонями в столешницу и медленно встает. У него заспанный вид, на щеке след от часов. Но похож он больше на внезапно разбуженного человека, чем на пьяного. Несколько раз моргает.

– Ласточка?..

– Я еду домой. Могу тебя подвезти. Поедешь?

Он кивает.

– Давай, ласточка, отнеси меня на своих мощных крыльях в страну, где живут прекрасные эльфы.

– Ты не похож на Дюймовочку.

– Я не Дюймовочка. Я шестидюймовочка.

Я не понимаю, о чем он. Что такое шестидюймовочка? Кажется, было такое оружие, пушка, что ли. При чем тут пушка?

Я запоздало спохватываюсь, что он, может быть, и идти не может. Наиль сказал, что он пьяный вдрызг. Хотя стоит Вадим вроде бы уверенно, не шатаясь. Я на себе его точно не потащу! Потому что не дотащу.

Отступаю на пару шагов назад.

– Пошли.

И Коновалов идет. Не шатаясь, только довольно медленно. Ладно, главное, что сам. Идет, наклонив голову и засунув руки в карманы худи. До моей машины мы доходим без приключений.

– Это не ласточка, это птеродактиль.

Так папин джип еще не называли. Снимаю машину с сигнализации, открываю дверь.

– У тебя классная машина, Ласточка.

– Это не моя, это папина.

– Передай папе, что у него отличный вкус.

– Обязательно передам. Садись.

***

В машине диспозиция меняется. По крайней мере, для меня. Я оказываюсь в замкнутом пространстве с двухметровым пьяным хирургом. А если он начнет буянить? А если его начнет тошнить? А если?.. Иногда во мне включается паникер. В компанию к самоеду.

Но Коновалов сидит тихо. Сначала смотрит перед собой, а потом и вовсе прикрывает глаза. Уснул? Ну и к лучшему. Правда, я не знаю его адреса, но пока он и не нужен. Нам еще полчаса минимум до городской черты ехать. Я опускаю стекло, в лицо ударяет уже прохладный вечерний ветер. Машина выезжает с примыкающей дороги на автостраду. Негромко включаю музыку. Погнали.

Я так увлеклась пустой дорогой и мощью машины, что не сразу поняла, что со мной разговаривают. О, ВадимЭдуардыч проснуться изволили?

– Что, извини? – убираю звук в ноль. – Не расслышала.

– Давай сразу обговорим детали.

Детали чего?

– М-м-м-м?

– Я не люблю целоваться в губы. По крайней мере, с теми, кого мало знаю. Потом – возможно. Но на начальном этапе этот обмен микрофлорой излишен. Куни – только за хорошее поведение. Предпочитаю коленно-локтевую, но вообще непривередлив. Хочешь быть сверху – будь.

Коновалов замолкает. Машина мчится вперед по пустой дороге. Я пытаюсь осознать тот факт, что Вадим с какого-то перепуга уверен, что у нас будет секс. Это он так мое предложение подвезти интерпретировал? Воистину, благими намерениями…

Что ему ответить? И надо ли? Может у него этот… пьяный бред? Снова возвращаются мысли о том, что он двухметровый и пьяный, мы в машине вдвоем и… И не буду я с ним сейчас ни о чем спорить.

– В ванну пойдем по очереди. Я весь пропах дымом, было жарко, так что… Наверное, лучше, если сначала я. Не очень хорошо, если ты пойдешь первая и будешь меня потом в постели ждать. Это неправильно, когда женщина ждет.

Какой заботливый, просто хоть рыдай от умиления. Но я молчу. Пока с тактикой не определилась.

– У тебя как с эпиляцией? Я гладеньких люблю.

Женька права – ВадимЭдуардыч сегодня в ударе. Отмалчиваться уже не получится, но обсуждать свою эпиляцию с Коноваловым я не собираюсь.

– А у тебя как с эпиляцией?

– Подмышки, пах, жопа – все гладкое.

У меня нога дергается на педали газа, и машину резко бросает вперед. Хорошо, что дорога почти пустая, перед нами никого нет.

– Воу-воу, полегче. Так заводит мысль о гладком пахе? Не торопись, я никуда от тебя не денусь.

Я сжимаю пальцы на руле. На папиной машине толстая оплетка на руле, под мужские руки, мне немного неудобно. Но не так неудобно, как от слов Коновалова. Я не считаю себя робким человеком, я всю жизнь работаю в мужских коллективах, но к такому меня жизнь точно не приготовила.

– Ну, так что? – не унимается Коновалов. – Ты порадуешь меня гладкой булочкой?

– Чем?! – я реально давлюсь вопросом, уже понимая, что он имеет в виду. Но отказываюсь верить, что мы обсуждаем ЭТО.

– Ну, вы, девочки, как только не называете это свое место. Кто-то киска, кто-то пусси, – он едва слышно фыркает. – Хотя какая там пусси? Человек-усы утверждает, что вагину надо называть вагиной. А ты как называешь?

Мне хочется орать: «Заткнись!». Но я позорно молчу.

– Судя по тому, что ты не отвечаешь, у тебя там пушистик. Эх… – вздыхает демонстративно. – Ладно. Потерплю.

– У меня там все гладко! – шиплю.

Тишина в ответ. Я рискую бросить короткий взгляд на своего пассажира. Так и есть! Улыбается, как сожравший хозяйскую сметану кот.

Ах, ты ж гад!

– Это хорошо, – все никак не затыкается Коновалов. – Лишняя растительность там ни к чему. Вон хоть Бурова спроси, он прямо топит за то, чтобы женщины были бритые. Но у него это, наверное, профдеформация.

Я снова позорно молчу. Я ни разу ни с кем так откровенно не говорила на такие интимные темы! Ну, со своими девчонками, по винчик – да, но все равно не настолько прямо! Во мне закипает злость. На «слабо» меня берешь, Вадим Эдуардович?

– Не думала, что мужчины тоже это делают. Не понимаю, зачем. Я думала, пах бреют только геи и порноактеры.

Моя попытка смутить Вадима проваливается. С пассажирского сиденья слышится веселый и даже издевательский смешок.

– Это просто вопрос гигиены. Я хирург. Можешь, считать, что у меня тоже профдеформация. Невозможно качественно отмыть то, что покрыто волосами.

– Удивительно, что ты не побрился налысо. Ноги тоже бреешь?

Коновалов уже откровенно ржет.

– Волосы мешают там, где есть трение. И повышенное потоотделение. Подмышки, пах. На ногах и голове всего этого нет. Так что ноги у меня вполне волосатые – сама увидишь.

Вот прямо сижу и мечтаю увидеть волосатые Коноваловские ноги. И бритый пах заодно! А, кстати, интересно, как это в реальности выглядит? Я вживую мужской гладкий пах никогда не видела. Так, стоп!

– Ты шокирована?