Жена неверного адмирала, или Шаурма от попаданки - Юлия Удалова

Он просочился, как-то воровато оглядываясь, и плотно прикрыл за собой дверь.

Очень неприятный тип — на лице крупные оспины, а масленые глазки так и бегают.

Амара назвала его Мердоком.

Ну, один плюс — он подошел к окну и плотно задернул штору — по крайней мере, солнце перестало светить мне в глаза.

Или…

Почему задернул? Может, чтобы никто не видел?

Вроде как его послали мне постель поменять, хотя странно, почему именно мужчину, а не служанку?

А может, он соврал? Больно противно на меня смотрит.

Так и шарит глазенками по моему беззащитному безвольному телу.

Почему-то стоит — не двигается.

Соврал, гаденыш, точно соврал — не посылал его ко мне Фрейзер!

За чем-то за другим он пришел.

Вон, как улыбается поганым ртом. Одного зуба нету — фу, какой мерзкий!

— Ну что, всемилостивая госпожа Виола, развлечемся немного? — хихикнул слуга. — Раньше вы на нас и не смотрели, а теперь вот лежите — ну чисто кукла обездвиженная. Делай с вами, что хошь! Что хошь делай, да? Ну, вы не переживайте, я только чуток… Даром, что вы тупы, как пробка, больно буфера у вас справные. Когда еще доведется господскую грудь потрогать?

Поняв, зачем явился Мердок, я внутри Виолы сжалась от ужаса и омерзения.

И принялась бешено шевелить мизинцем под одеялом.

Вернее, попыталась — но на самом деле он, точно так же, как и остальные мои конечности был неподвижен.

Слуга постоял еще немного, подошел ко мне и уселся на кровать.

— Вы на меня внимания не обращайте, леди Виола, я вот тут, тихонечко потрогаю и все… — гаденько прошептал мужик.

Его мерзкое лицо маячило прямо передо мной.

Этот урод дернул завязку на моей ночной сорочке и потянул свои корявые лапищи с цыпками.

Кома?!

Да к чертям собачьим эту кому!

Не позволю себя касаться этому куску дерьма!

Я даже если б мертвая была — воскресла в виде зомби, чтоб разорвать извращенца на части, а тут какая-то кома и какой-то мизинчик, которым надо шевельнуть!

Живой импульс силы, ярости и ненависти пошел в мои неподвижные ноги, накрытые одеялом, мгновенно.

Я ощутила в них покалывание, сильное, как будто кололи сотнями иголок и…

Шевельнула мизинцем! По-настоящему шевельнула!

Теперь нужно изобразить руну, которую показал дух.

Если думаете, что так легко начертать мизинцем ноги хотя бы даже букву, не говоря уже о руне, то попробуйте!

Задачка не из легких.

Но мотивация у меня была мощнейшая!

Злобная ненависть к мерзкому извращенцу, который собирался удовлетворить через меня свою похоть.

Я аккуратно и старательно дернула пальчиком, повторяя очертания спасительного символа.

В следующее мгновение эта руна вспыхнула оранжевым сиянием над покрывалом, прямо над моими ногами.

Мердок, которого кроме его похоти ничего не интересовало, этого даже не заметил!

И тут я почувствовала, что…

Свободна! Я почувствовала свое тело — такое ощутимое, послушное!

Какое же это было счастье!

Я могла шевелиться, двигать руками и ногами, моргать, поворачивать голову и говорить!

— Убери от меня свои грязные лапы, сволочь! — закричала.

Ну и голосок у меня теперь был!

Тоненький, манерный какой-то.

Таким голосом обычно озвучивают самых противных и недалеких девчонок, главных антагонисток в американских фильмах про школу.

Но с этим будем разбираться позже — сейчас надо надавать по щам одному извращенцу!

Ошалелый Мердок вздрогнул, поднял голову и…

Схватив с тумбочки большую тяжелую вазу в форме дракона я с размаху ударила его основанием прямо в мерзкую харю!

Не то, чтобы это далось мне легко — непривыкшее к движению тело было неподатливым, как ватное.

Но ярость придала сил!

— Госпожа Виола? — ошалело пискнул слуга, упав на колени рядом с кроватью и опершись руками о пол.

— Она самая, говнюк.

Перехватив вазу поудобнее, я двинула ему тяжелым стеклянным днищем прямо в пасть.

Кровищи было!

— Вы за что меня избиваете? Что я такого сделал? — запричитал этот урод, выплюнув парочку зубов. — Я всего-то хотел одеяльце вам поправить, а вы… Ой больно, ой… Не бейте меня, госпожа Виола, умоляю! За что, ой-ой-ой, за что?

— Знаешь ты за что, погань мерзкая! — припечатала я и опустила вазу прямо на его пальцы, сжимающие край ковра, отчего Мердок завопил пуще прежнего. — Сто плетей тебе, а потом в рабство продам к пиратам на галеры, понял, урод?

Я не знала, было ли у них тут рабство, галеры и пираты, но угрозу про сто плетей собиралась выполнить на все сто процентов!

Слуга промычал что-то невразумительное и, рыдая, повалился на ковер, поглаживая отбитую руку, а я поднялась и, брезгливо обойдя его, вышла из комнаты.

Мне не хотелось больше тут находиться ни единой секунды.

В коридоре было сумрачно и прохладно.

Мои босые ноги ступали по ковру с узором, здорово напоминающим персидский.

Было очень странно.

Я ожидала слабости, ожидала, что отвыкшие от движения мышцы будут функционировать с большим трудом. Все-таки месяц пролежала без движения.

Но с каждым шагом тело, наоборот, становилось все более пластичным, и все лучше меня слушалось. Я очень быстро в него вживалась.

Единственное, что напрягало — оно было не мое.

Какое-то другое.

Очень, очень непривычное.

В первую очередь мне хотелось поскорее увидеть себя в зеркале и изучить.

Какой была Виола?

Какая я теперь стала?

Я совершенно этого не понимала.

Из разговора Грэма и Амары сделала вывод, что Виола была некрасивой.

А вот ее дух гордо заявил, что мол, наоборот, писанной красавицей — вон, как она себя нахваливала.

Так кто же из них был прав?

Откровенно говоря, предчувствие было не очень.

Меня смущали руки моего нового тела. Вернее, не сами руки, а ногти.

Длиннющие такие ногти — сантиметра три-четыре, не меньше.

Пока лежала в коме и лупила Мердока вазой, то, разумеется, было не до ногтей, но вот сейчас я обратила внимание, и стало не по себе.

У Виолы был самый настоящий маникюр — возможно, тут это как-то по-другому называется, и делается с помощью магии, но факт оставался фактом.

На ногтях сиял белый лак, на котором были очень тщательно и детально налеплены розовые розочки.

Такое себе покрытие с эффектом 3Д…

Может, оно, конечно, и ничего, хоть аляписто на мой взгляд. Но устрашающая длинна этих ногтищ пугала.

Увлекшись разглядыванием своих новых ногтей, я не заметила, как в конце коридора показалось зеркало, в котором замаячила какая-то фигура.

Непонятная такая фигура.