Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
— В седьмом секторе, в созвездии Синдантол есть планета Локм. Это довольно старая колония Ксантлы. Ты наверняка знаешь — на Ксантле перенаселение, а тут — почти необитаемая планета. Там в свое время была довольно развитая цивилизация, но они почти все погибли. Умерли. Была пандемия. Эта болезнь так и названа — Локменская чума, хотя к настоящей чуме не имеет никакого отношения. Переселенцы с Ксантлы высадились туда и спокойно жили около двухсот лет. На Локме уже насчитывалось около девяти миллионов человек.
А потом планету накрыл тайфун. Настоящее светопреставление: наводнения, сели, ураганный ветер. С Локма запросили помощь. Туда вылетело десять экипажей Патруля для укрощения тайфуна и ликвидации последствий. Шесть из них было с Накасты.
Поначалу все шло нормально, а потом в лагерях для беженцев начали заболевать люди, все больше и больше с каждым днем. Патрульным пришлось организовывать размещение и лечение заболевших. На Локменскую чуму никто и не подумал. Заболевание считалось мертвым, оно не встречалось более трехсот лет. Оно даже не включалось в состав комплексной вакцины. А характер у болезни весьма дурной. Инкубационный период у неё больше трех недель, причем человек опасен, как источник инфекции, практически с первого дня после заражения. Он убивает окружающих, сам не подозревая, что болен. И распространение самое обширное: при дыхании, при контакте, с водой, с пищей… Когда удалось идентифицировать вирус, все Патрульные одели биомаски и скафандры, но слишком поздно. Их подвел слишком длительный скрытый период болезни, когда вирус, находясь в организме, ничем себя не проявляет, чтоб потом, меньше чем за неделю свести человека в могилу. Скорее всего, именно старые захоронения, размытые водой, и стали источником заразы.
На Даярде, в Институте межгалактической микробиологии КНОЛа, в коллекции хранился штамм этого вируса. Корабли Даярды самые быстрые. Вакцину готовили уже на «Хаккаде», в полете. У нас было девять миллионов доз вакцины, но когда мы долетели, понадобилось уже только шесть. И ещё около двух миллионов человек мы привили слишком поздно.
Аринду я уже не застал, а Сергея видел. Мы поговорили, успели поговорить. Ему было плохо, несмотря на прививку, температура зашкаливала. У него на правый кулак была намотана цепочка Аринды, он отдал мне сначала её, а потом и свою снял. Отдай, говорит, Надюшке после дезинфекции и скажи, что я прошу у неё прощения, что обманул с отпуском. Она уже большая девочка, должна понять. Я ему говорю, перестань, все обойдется, мы же тебя привили. А он мне сказал, что, мол, давай хоть сегодня не будем врать друг другу. Аринда ждет, я и так задержался. И ещё он велел, чтобы ты вернула на Талькону какой-то голубой перстень, что Аринда просила это сделать его, а он не сумел. И все беспокоился о тебе, что ты одна остаешься. Я ему поклялся, что буду заботиться о тебе. Потом он начал говорить с Шетоном, о корабле, о каких-то технических подробностях. Шетон сидит весь тусклый, выцветший, а Сергей ему про микросхему в навигационнике, которую не успел заменить, про кладовщика на базе, который обещал новый вакуум-комплект для десантного бота и, конечно, зажмет, если ему не напомнить. Все торопился, торопился, а потом говорит, что устал, попросил воды и уснул. Он умер к вечеру, так больше и не приходя в сознание. Их вещи у меня на «Хаккаде».
Надежда сидела, закаменев, глядя перед собой в одну точку, и дрожала, как от холода. Кларт прижал её к себе и ласково гладил по голове, ничего больше не говоря. Он и так уже сказал слишком много. Прошло ещё много времени, прежде чем Надежда, ощутив себя маленькой беспомощной девочкой, сумела, наконец, расплакаться в его объятиях горько и безутешно.
Кларт вовремя уловил момент, когда, облегчающий душу плач начал переходить в истерику, и, используя гипноз, заставил девушку заснуть. Он знал, что у неё уже больше не осталось сил, чтоб сопротивляться воздействию.
Двадцать минут принудительного сна сняли нервный срыв, но боль потери не уменьшили нисколько. Глаза девушки, ещё недавно такие веселые, с азартной искоркой в глубине зрачка, теперь были постоянно наполнены слезами, беспрепятственно стекающими по красному опухшему лицу. Надежда сидела, съежившись, втянув голову в плечи, по-детски шмыгала носом, и была такой маленькой, жалкой и беспомощной, что у Кларта сжималось сердце, но он абсолютно не знал, что ещё можно сделать в такой ситуации. Два месяца он носил в себе эту боль, десятки раз прикидывал, какие слова можно сказать в утешение этой девочке. А пришло время высказаться, приласкать, успокоить и все заранее приготовленные слова оказались бесполезными, совсем не подходящими. И Кларт молчал, накрыв своей широкой ладонью тонкие холодные пальцы её правой руки, бессильно лежащей на колене. И горе было огромным и общим для них двоих.
Надежда заговорила первая:
— А… Ш-Шетон? — спросила она невнятно, так что Кларт едва понял её, — Шетон как?
— Он жив. Только он изо всего экипажа. Рептилоиды не восприимчивы к этой болезни. И накастовцы тоже. А все остальные… со всех десяти кораблей. Патрульные больше других общались с больными, ухаживали, пытались лечить, организовывали карантинные мероприятия, ну и…
— Кас Кларт, как Вы думаете, успели на Базе набрать новые экипажи?
— Наверное, ещё нет. — Отозвался он, отметив, что маска скорби на лице девушки впервые сменилась заинтересованностью, глаза ожили.
— Мне срочно нужно на Накасту, — вполне уверенно заявила она. — Я хочу в Патруль Контроля, на «ДэБи-14», — и взмолилась: Кас Кларт, миленький, поговорите с капитаном, пусть он меня отпустит. Мне нужно успеть завербоваться. Меня он и слушать не будет, у меня контракт на пять лет после Джанерской Школы, Вы же сами знаете, я обязана отлетать на этом корыте ещё три года. Я же здесь с тоски умру! Кас Кларт, пожалуйста, Вам он не откажет, тем более, сейчас, после ремонта. Пожалуйста, поговорите с ним! Я больше в жизни Вас ни о чем не попрошу, только уговорите капитана и захватите меня с собой до Накасты. — И замолчала, жалобно глядя ему в глаза.
— Хорошо, — ласково улыбнулся он, — только одно условие…
— Любое, Кас Кларт, — быстро заверила она и выжидающе посмотрела ему в лицо.
— Так вот, — Кларт поднялся, и, наставительно подняв указательный палец, произнес: пока я хожу, независимо от результатов разговора, ты должна умыться и привести себя в порядок, как бы тебе сейчас ни было тяжело. «Хаккад», все-таки, военный крейсер, и мне не хотелось бы, чтобы ты появилась там в таком виде.
Ожидание было бесконечным.