Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Просто… представь.

Я качаю головой, обхватываю Тарика за лодыжки и тяну его со всей силой своих горящих от напряжения бедер, благодарная за то, что мы дошли почти до конца, прежде чем он напал. Когда я тащу его к краю, ветер проносится по тоннелю с такой силой, что подталкивает его, и это вызывает у меня улыбку.

Клод ― такая сумасшедшая, злобная сучка.

Я люблю ее.

Я подтаскиваю Тарика так близко к краю, что его рука свисает, затем вытираю руки о его рубашку, приседаю за ним и всем весом наваливаюсь на тело, зацепившись за камень, когда он выскальзывает из моей хватки. Наклонившись вперед, я наблюдаю, как он падает на скалистое основание стены, расположенное далеко внизу…

Он натыкается на кусок камня, который вспарывает его живот, и я жалею, что не оставила его в живых, чтобы он мог это почувствовать.

Проклятье.

Упущенная возможность.

Встав, я носком ботинка соскребаю кровавое пятно снега в кучу и сбрасываю ее за стену.

Захватив мешок с рукой Тарика, я иду по ветровому тоннелю, останавливаюсь перед входом, и мой взгляд натыкается на клочок пергамента, приклеенному к стене.

Я подхожу ближе и, прищурившись, смотрю на текст.

Украли детей?

Используем их способности в собственных политических целях?

― Что за дерьмо спангла.

И Корона больше не угрожает тем, кто с нами сотрудничает, а предлагает щедрую приманку, от которой невозможно отказаться. Особенно для бездомных, тех, кто работает в шахтах и живет на несколько мешочков кровавого камня за фазу.

Это меняет дело…

Зарычав, я срываю этот дерьмовый пергамент и сминаю его, уже сворачивая за угол, когда врезаюсь во что-то твердое. Крепкая рука обхватывает мое запястье, поддерживая меня. То самое запястье, которое прикреплено к руке, в данный момент сжимающей смятый кусок пергамента,

предлагающий солидное вознаграждение за… ну… Меня.

Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда ветер откидывает капюшон загадочного мужчины из «Голодной лощины».

Мое сердце замирает, дыхание сбивается. Впервые с тех пор, как Фэллон научила меня говорить, я не нахожу слов.

Его черты лица резкие, грубые… и все-таки он невероятно красив. Мои легкие наполняются его запахом, таким глубоким и одурманивающим, как раскаленный камень, политый ковшом сливок.

Я задерживаю дыхание, впитывая его, любуюсь его черными волосами, спускающимися чуть ниже плеч. Они большей частью собраны сзади, только несколько прядей падает на лицо, но это не смягчает пронзительного взгляда его глаз насыщенного цвета обожженного дерева.

У него густые брови, нижняя половина лица покрыта тенью бороды, которая придает суровости его и без того мужественному облику. Как будто он принадлежит к одному из знаменитых воинских кланов, пустивших корни на Болтанских равнинах миллионы фаз назад, с кровожадным ревом размахивая топором.

Его взгляд отрывается от моего, осматривая окрестности, обшаривая каждый укромный уголок. Я замечаю, что на заостренном кончике его правого уха закреплена маленькая черная каффа, которая закрывает часть раковины, но бусин нет.

Он делает вид, что пустой, не считая отсутствия клипа, но я не настолько глупа, чтобы поверить, что он не слышит ни одной из песен стихий. Особенно учитывая огромную энергию, исходящую от него и прокатывающуюся по мне. Заставляющую меня чувствовать, что он намного больше, чем то пространство, которое он сейчас занимает. А это немало, ведь он на полторы головы выше меня, его широкая грудь и плечи напоминают мне саберсайта. Мощный, мускулистый тип телосложения, который часто встречается у тех, у кого крепкие корни в Пекле ― жарком, вечно солнечном северном королевстве.

Его осуждающий взгляд снова возвращается ко мне, и это похоже на стремительный удар по ребрам.

Лишающий дыхания.

Он смотрит на меня так, будто я только что столкнула со стены мертвого стихиаля. Или, может быть, у меня разыгралось воображение. Я уверена, что рядом больше никого не было…

Морщинка между его бровями становится глубже.

― Ты в порядке?

Его низкий голос пронзает мое сердце, словно удар кремня по камню, оставляя после себя искры, которые странным образом потрескивают в моей ледяной крови.

Я… в порядке?

Я смотрю на него тем же хмурым взглядом.

― Ты сумасшедший?

― Возможно, ― хмыкает он, его голос похож на рокот теплых, перекатывающихся камней.

Снежинка падает мне на лоб, и у меня перехватывает дыхание, когда он поднимает свободную руку и подносит ее к моему лицу. Как будто он собирается смахнуть ее. Я ловлю себя на том, что зачарована этим движением, прежде чем понимаю, что он тянется к моей вуали.

Воздух между нами становится напряженным и пустым. Даже Клод прекращает свои хлесткие порывы.

― Я бы не стала, ― мурлычу я, прижимая к его промежности маленький железный кинжал ― кинжал, который я всегда прячу в рукаве как раз для таких случаев.

Его бровь взлетает вверх.

― Быстрые руки.

― Это железо.

― Я чувствую его запах, ― рычит он, в его голосе звучит богатый, экзотический акцент северян. ― Имя. Сейчас же. И не поддельное, которое ты назвала тому, кто нанял тебя в «Голодной лощине».

Дотошный.

Интересный.

Я сильнее надавливаю на свой маленький железный клинок, который вдруг начинает казаться совершенно недостаточным против того, к чему он прижимается, хотя я не из тех, кто отступает перед вызовом.

― Нет. Но я подам тебе твой собственный член, если ты не отпустишь мое запястье.

Мои слова звучат чувственно и протяжно, произнесенные как слова баллады, которую, я уверена, он оценит меньше, чем песни, которые я пела всю ночь… пока уголок его рта не приподнимется.

Это удивляет меня.

Он издает хриплый звук, отпускает мое запястье, а затем отступает назад, создавая между нами небольшое пространство, которое кажется мне обрывом, на краю которого я стою ― своды моих ступней покалывает, а в животе зарождается странный трепет.

Мысли путаются.

― Спасибо, ― говорю я, выпрямляя плечи. Держа клинок направленным на его промежность, я сжимаю пергамент в плотный комок и засовываю его в карман.

Может, мне не придется его убивать. Он не видел, что я убила Тарика, не видел ни моего лица, ни пергамента, который я сорвала со стены. И уж точно он не позволил себе никаких вольностей.

Возможно, он не такой уж монстр, каким я его считала, пока он с одержимой серьезностью наблюдал за тем, как я пою всю ночь?

Не говоря уже