Свет в твоей душе - Дана Мюллер-Браун

С руками, притянутыми колодками к голове, я чувствую себя еще более беспомощной и несчастной. Униженной. Я стою на дрожащих ногах, чувствуя, как меня сковывают тяжелыми, холодными железными цепями. Смотрю на собор, где лежат кости Люцифера. Собор весь черный и блестит в закатных лучах красного солнца. Смотрю на небо. У меня возникает ощущение, что оно тоже кровоточит. Истекает кровью и страдает из-за меня.

В следующий момент я закрываю глаза и чувствую, как охранник толкает меня в толпу. Я стараюсь не обращать внимания на количество трогающих меня рук. На их прикосновения и пинки по всему телу. На то, как они толкают меня к другим рукам. К другим ртам, которые кричат мне гадости и плюют в меня. К ногам, пинающим меня. Пинающим до тех пор, пока ноги у меня не подкашиваются и я не падаю. Руки у меня связаны, я не могу их выставить вперед и ударяюсь о булыжники мостовой. На лбу образуется рана. Из нее начинает идти кровь. Я чувствую теплую кровь, и на какое-то мгновение возникает ощущение нежного, ласкового прикосновения человека, который меня любит. Но такого человека не существует.

Я заливаюсь горькими слезами и не хочу ничего, кроме того, чтобы их никто не заметил. Кто-то рывком поднимает меня. Я едва могу стоять на ногах. Мне так больно. Так чертовски больно. Моя душа кричит, и, хотя я этого не хочу, еще больше слез льется у меня из глаз и смешивается с кровью. Я смотрю вверх. На пьедестал, где стоят Авиелл и Лиран. Они просто смотрят на все это, и мое сердце разрывается. Оно разрывается все сильнее и сильнее, но никто ничего не делает. Как они могут? Как, во имя Бога, они могут все это допускать?

Рядом с ними сооружена виселица. Если я и замечаю какую-то появившуюся эмоцию, то лишь в глазах Лирана. Авиелл выглядит совершенно спокойной. Почему? Когда это произошло? Это случилось, когда оборвалась наша связь? Она поэтому меня разлюбила, или же она никогда и не чувствовала ко мне любви и это была лишь привязанность?

Меня толкают сильнее, чем раньше, я оказываюсь в руках большого, сильного мужчины и перевожу взгляд с сестры на его покрытое шрамами лицо. От него исходит ненависть и мерзкое зловоние. Я задыхаюсь от отвращения и ужаса.

– Ты, маленькая грязная скотина! – рявкает он, вытаскивая нож, прижимает его к моей щеке. – Что это тут у нас? – Он смеется. – Думаешь, это сделает тебя одной из нас?

Я пытаюсь ухватить какое-то воспоминание. Почему все это кажется мне таким знакомым? Он вонзает нож мне глубоко в щеку. Но я почти не замечаю этого.

– А если так?

Лезвие ножа разрезает рубашку на мне. Грудь обнажается, а вместе с ней и черное сердце, которое красуется на ней, напоминая мне, кто я такая. Что на самом деле во мне таится. Во мне рождается нечто темное и твердое. Будто моя темная сила хлынула мне в сердце и окутала его чернотой. Я смотрю на мужчину тем глазом, который еще способен видеть. У него в глазах ненависть и отвращение. Это все становится для меня уже таким привычным. Будто это и есть моя настоящая жизнь.

Когда я наконец отвожу взгляд, замечаю других людей, которые глазеют на нас. Некоторые даже встают на цыпочки, чтобы увидеть больше. Где-то внутри меня возникает смех. И я смеюсь. Скрипучим, громким и таким истеричным смехом, что мужчина отпускает меня и немного отстраняется.

– Что? Вам плохо видно? – ору я в толпу и поворачиваюсь к ним.

Я показываю им черное сердце. Показываю, кто я такая, хотя они давно это знают. Они застыли. Жадно таращатся. Герои никогда не показывают свое черное сердце. Это зрелище предназначено только для нас. Скорее всего, большинство из этих людей никогда его не видели. Сейчас они как стервятники. И я понимаю, что не хочу, чтобы меня любили или уважали эти существа. Они – самые отвратительные создания. Это они демоны. Они – зло. Не я и не мне подобные… просто потому, что мы родились не с той кровью и обладаем даром. Мы значим намного больше, и мы сильнее, чем когда-либо будут они. Это мы – настоящие сверхлюди. Я не знаю, откуда взялось это понимание, но оно будто всегда было во мне, только до поры до времени дремало.

Некоторые отворачиваются. Они смотрят друг на друга, и им вдруг становится стыдно. Стыдно? Неужели?

– Смотрите же! – кричу я, и все больше и больше людей отходит от меня.

Постепенно вокруг меня образуется круг, и я поворачиваюсь, чтобы они все могли его рассмотреть.

– Это то, что у всех вас бьется в груди!

Следуют потрясенные восклицания.

– Не согласны? – Я смеюсь и не могу остановиться. – Тогда скажите мне: что именно я сделала? Что я сделала, чтобы заслужить вашу ненависть? Я причинила вам боль? Убила ваших близких? Вы никогда не встречались со мной!

Голос у меня срывается и теперь напоминает негромкий хрип.

Обессиленная этим долгим смехом, я почти падаю, и тут кто-то из толпы выходит вперед. Молодой человек. Он смотрит на меня, будто заранее извиняясь, но потом замахивается и бьет меня кулаком в грудь. Я задыхаюсь и кашляю. Подходит еще один мужчина. С ножом в руке. Я едва чувствую, как его лезвие разрезает мою метку. Он продолжает резать. И с каждым движением ножа я все больше и больше теряю ощущение своего тела.

– А сейчас? Больше не хочется говорить нам такое? – выдыхает мужчина.

Я смотрю вверх. Прямо на него. И плюю ему прямо в грязное лицо:

– Пошел ты, ублюдок!

На меня обрушивается удар. Мужчина продолжает резать меня ножом. Возвращается ощущение боли. Оно охватывает меня целиком. Будто хочет меня поглотить и убить.

Моей щеки касается чья-то рука. Я готовлюсь, что сейчас меня будут полосовать дальше, и открываю глаза, чтобы посмотреть прямо в лицо тому, кто это сделает. Это все, что я могу.

Я встречаю взгляд темно-зеленых глаз. В груди теплеет.

– Тебя нельзя оставлять одну, малышка.

Я хриплю. Кашляю и не могу остановиться. Сердце у меня горит. Он пришел. Он пришел из-за меня. План сработал. Но действительно ли меня радует именно это? Или я просто счастлива, что он здесь? Что он пришел сюда ради меня?

– Что это все значит? – кричит Марви Лирану.

– Хватайте его! – орет тот своим охранникам.

Архангел наклоняет голову, как будто Лиран маленький мальчик и Марви нужно подумать, как