Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина

Сапожник снова погладил усы и заходил из угла в угол. Тёмные глаза под широкими бровями не смотрели на притихших Чеслава и Радзимиша, глубокие поперечные складки у переносицы говорили о серьёзной задумчивости. Наконец, закончив размышления, Килинский повернулся к Радзимишу:

— Передай, что восстание Варшава поддержит. Люди есть и настроены они решительно. Оружие раздобудем. Но сами действовать не станем. Пусть Краков начнёт, мы выступим следом.

— На ваши слова можно положиться? — взволнованно спросил Радзимиш.

— В Варшаве все знают Яна Килинского, — усмехнулся сапожник, — и то, что моё слово твёрдое. Будем готовиться и ждать сигнала.

В течение трёх дней после посещения Кайсаровых Алексей ходил сам не свой. Образ прелестной Кати стоял перед глазами, руки помнили прикосновение её пальчиков, он понимал, что влюблён страстно и бесповоротно, радовался этому и невыносимо страдал. Ему до боли в сердце хотелось увидеть Кати, но явиться без приглашения в дом Кайсаровых не позволяла гордость и вероятность показаться навязчивым. На четвёртый день он случайно встретил подполковника, поздоровался с ним и учтиво поинтересовался здоровьем супруги и дочери.

— Благодарю за беспокойство, обе чувствуют себя вполне превосходно, — ответил Кайсаров. — Вас давеча вспоминали, велели кланяться при встрече.

— Приятно польщён. От меня тоже передавайте поклон.

Алексей взглянул на подполковника с надеждой, но тот кивнул:

— Непременно, — и отправился дальше по своим делам.

Этим же вечером Алексей отправился с Тушневым в «Весолека», чтобы заглушить душевную боль пивом и грушевой настойкой. Компания встретила его радостными возгласами и упрёками в долгом отсутствии.

— Как же так, Алёшка, променял старых товарищей на красотку! Неужто настолько хороша? — Вигель залихватски подкрутил рыжий ус и подмигнул.

— Не смей говорить о Катерине Панкратовне в таком фривольном тоне! — взвился Алексей, а потом вздохнул: — Это, господа мои любезные, не девушка, а само очарование. Нежный бутон…

— Богиня! — подхватил старший Авинов и поднял кружку. — За богиню нашего Алёшки!

Кружки сомкнулись, и после их осушения разговор пошёл живее.

— Эх, если бы она была моей богиней… — снова вздохнул Алексей.

— Не понял, — протянул Вигель. — А где ж ты пропадал столько вечеров?

— Тосковал…

За столом повисла пауза, все уставились на Алексея в недоумении.

— Она что? Дала тебе от ворот поворот? — уточнил младший Авинов.

— Нет, как раз наоборот. Катерина Панкратовна дала ясно понять, что испытывает ко мне сердечное влечение.

— Тогда в чём проблема? Мамаша строгая?

— Да нет, Ульяна Назаровна почтенная женщина, отнеслась ко мне мило.

— Тогда за матушку богини! — старший Авинов снова призвал поднять кружки, предусмотрительно наполненные подоспевшим Чеславом.

— А вот батюшка… — проговорил захмелевший Алексей, принимаясь за поданные пани Ивоной голубцы. — С батюшкой как-то странно всё.

— Фёдор говорил, что это подполковник Кайсаров, — уточнил Вигель.

— Он самый. Вроде бы приветлив, но ведёт себя холодно, отстранённо. Даже не пригласил меня заглядывать к ним, хотя по этикету вежливости так принято в приличных семьях.

— Может, ему не нравится твой унтер-офицерский чин? — поинтересовался младший Авинов. — Хочет для своей дочери кого-то не ниже обер-офицера?

— Так ведь и сам Кайсаров не сразу в подполковники был произведён! Должен же понимать, как в армии поднимаются в званиях! — воскликнул Алексей и снова вздохнул. — Не знаю, как я прожил эти дни, не видя Кати… Эх, напиться что ли с горя!

— Хорошая мысль! — поддержал Тушнев. — Чеслав!

— Чего панове изволят? — подбежал поляк.

— Прибери со стола эту бурду, — указал Фёдор на пиво, — и неси нам настойку!

Спустя полчаса обильных возлияний, за столом друзей царило оживление. Авиновы, перебивая друг друга, рассказывали о своих похождениях, Тушнев хохотал над анекдотами Вигеля, и только на Алексея хмель подействовал иначе. Он сидел с мрачным выражением лица и не мог заставить себя даже улыбнуться.

— Нет! Я так не могу! — наконец вскричал Вигель. — У нас друг чахнет, а вы… — он укоризненно покачал головой и обвёл приятелей мутным взглядом. — Надо спасать Алёшку.

— Согласен, — поддержал его Тушнев. — Как?

— А давайте прямо сейчас поедем к Кайсаровым и засвидетельствуем Катерине Панкратовне своё почтение! — воскликнул старший Авинов. — Вот прямо сейчас! Все! И пусть попробует подполковник отказать нам в гостеприимстве!

— Правильно! — вскочил младший Авинов, но Вигель дёрнул его за рукав, усаживая обратно.

— Вам, буянам, всё равно, а я у Кайсарова в подчинении. Да и Алёшке мы так медвежью услугу окажем. Посмотрите на свои пьяные рожи! После нашего визита его в жизнь на порог не пустят! Вот скажи, друг, — обратился он к Алексею, — разве не можешь ты встретить даму своего сердца вне дома? На прогулке?

— Они с матерью домоседки. На прогулки выбираются редко.

— Ладно, вариант отпадает.

— Слушай, а зачем тебе приглашение подполковника? — не унимался Александр Авинов. — Поезжай сам в гости. Так, мол, и так — проезжал мимо по делам, решил заглянуть.

— Какие у меня дела в Праге? И не могу я как незваный гость без приглашения и без повода.

— Так найди повод! — вскричал Тушнев. — Узнай, не забыл ли ты у них перчатки? Или не находили ли они платок, дорогой сердцу, вышитый лично твоей маменькой?

— Вышитый… — пробормотал вдруг Алексей, и глаза его засверкали. — Федя, а ведь ты умница! Чеслав! — крикнул он.

— Чего изволите, пан Алекси?

Услужливый корчмарь мигом оказался рядом.

— Скажи, где ближайшая лавка, торгующая акварельными красками и кистями?

— Фарбами? Та-ак… Через две улочки есть лавка пана Леха. Но уже поздний вечур, лавка закрыта.

— Для меня откроется! Покажешь, где?

— Дело такое срочное, что не подождёт утра?

— Не подождёт! Идём! А не пойдёшь, буду ломиться там во все двери! — Алексей решительно встал из-за стола, накинул епанчу и вышел из корчмы, не обращая внимания на удивлённые возгласы друзей.

— Добже, только скажу матери и надену кожух.

Чеслав вскоре последовал за ним, а приятели за столом переглянулись и рассмеялись.

— Говорю ж, пропал Алёшка, — развёл руками Тушнев. — За него!

Кружки с глухим звоном соединились, и весёлый ужин