Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина
— Своей кислой физиономией ты привлекаешь к себе внимание, — сказал он. — У «Весолека» репутация весёлой корчмы.
— Смотреть на тебя тошно, — процедил Радзимиш. — Удавил бы всех, а ты им улыбаешься и кланяешься.
— Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Я для них свой парень, они мне доверяют и никогда ни в чём не заподозрят, — возразил Чеслав. — Пока мы не сильны, все должны вести себя так же. И ты тоже, Радзимиш. Найди свою улыбку, надень её и не снимай, пока не придёт время взяться за ножи и ружья. Завтра я познакомлю тебя с членом городского магистрата, нашим сторонником, а пока — веселись! Возьми кружку и поприветствуй королевских гвардейцев. Больше всего они любят тех, кто хорошо платит. Поэтому в своё время могут встать на нашу сторону.
Чеслав дождался, пока Радзимиш поменяет выражение лица, и лишь тогда оставил его, вернувшись к своим обязанностям. Он был довольно живым малым, крепышом чуть выше среднего роста. От матери ему достались волосы цвета спелой ржи, а от покойного отца — светло-карие глаза, широкий, чуть вздёрнутый нос и прямой, упрямый подбородок. С улыбкой Чеслав выглядел легкомысленным добряком. Но стоило ему задуматься и стать серьёзным, как линия тонких сжатых губ выдавала в нём жёсткого человека. Ему уже исполнилось двадцать шесть лет, и пани Ивона часто намекала, что пора бы привести в дом жену, чтобы передать ей часть дел в корчме. Тем более, что в молодых панянках, заглядывающихся на улыбчивого молодого пана Ярошевского, недостатка не было. Но Чеслав только отмахивался, ограничиваясь лёгким флиртом и подшучиванием. Никто, даже мать, не догадывался, что в душе его бурлила особая страсть, которую он иногда удовлетворял с уличными девками из дальних районов, и те потом долго ходили в синяках и ссадинах. Правда, не жалуясь, так как клиент хорошо оплачивал подобные услуги. Для таких целей Чеслав нашёл на юго-восточной окраине дом одинокой глухонемой старухи. Он часто навещал её, принося в подарок корзину с едой. Старуха отдала ему в пользование комнатку без окон под крышей. Чеслав запирал её на собственный ключ, и никто не знал о его тайном укрытии для утех.
Но вернёмся в трактир, где продолжал слышаться стук наполненных кружек и звучал хохот. Братья Авиновы из третьего батальона Киевского гренадерского полка и младший сержант Вигель, приятели Алексея, поглядывали на дверь, удивляясь его отсутствию. Но появление ещё одного члена их компании, однополчанина Алексея, корнета Фёдора Тушнева, внесло ясность.
— Всё, — сказал тот, усаживаясь за стол и потребовав у Чеслава пива, — пропал наш Алёшка.
— Что случилось? — встревожился Вигель.
— Влюбился чертяка.
— В кого?
— Говорит, что в ангела.
— Ну да, — хмыкнул старший Авинов, Александр. — Поначалу они все ангелы, а потом из-под юбки начинает доноситься топот копыт.
— А рога почему-то растут у тебя, — смеясь, добавил младший, Сергей. — Так что за ветреная красотка вскружила голову нашему Алёшке?
— Вроде не ветреная. Дочь подполковника Кайсарова.
— Так это наш подполковник. Не знал, что у него есть дочь, — удивился Вигель.
— Тот прячет её от всех.
— Что? Так страшна? — расхохотался старший Авинов.
— Наоборот, нежный бутон. Алёшка говорит, что познакомился с ней у «Весолека», — сказал Тушнев, принимая у Чеслава пиво. — А что, любезный, — обратился он к корчмарю, ловящему каждое слово, — был тут у вас сегодня конфуз с одной дамой и её дочкой.
— Да не конфуз, а так, лёгкое недоразумение.
— Видал молодую панянку?
Чеслав кивнул.
— Что скажешь? Хороша?
— Как летнее восходящее солнце, — Чеслав деланно закатил глаза.
— О! Да ты, любезный, поэт! — воскликнул Тушнев и поднял кружку. — Выпьем, друзья, за Алёшку и за его летнее восходящее солнце!
Приятели чокнулись, выпили и продолжили весёлый разговор, а Чеслав отошёл от них с привычной улыбкой и с камнем в сердце. Выходит, этот щёголь Алекси тоже запал на красотку панянку? Видать, воспользовался случаем и свёл с ней знакомство поближе, когда провожал домой. Что ж одной причиной ненавидеть его стало больше.
Пока приятели в корчме обсуждали Алексея, он пребывал в состоянии возвышенной меланхолии. Скромно поужинал в одиночестве и отправился бродить в темноте вдоль Вислы, находясь в мечтах о завтрашнем вечере. Образ Кати стоял перед глазами молодого капрала, вызывая томление в сердце. Он пораньше лёг спать, чтобы приблизить новый день, а с утра поспешил в конюшню. С лошадью всё было в порядке, после смены подковы она перестала хромать, и Алексей долго чистил бедное животное, пока его бока не засверкали.
Ровно в восемь вечера Алексей подскакал к знакомому домику в Праге, соскочил с лошади и наткнулся на Ясю, якобы случайно вышедшую в палисадник.
— Доброго вам вечера, пан офицер! — окликнула она Алексея.
— Здравствуй, Яся. Что жильцы ваши, Кайсаровы? Дома? — спросил капрал, привязывая лошадь к низенькой кованой калитке и отстёгивая от седла картонку с ещё тёплым сладким маковцем.
— Дома, где ж им быть. Пойдёмте, провожу.
Яся подхватила фонарь со вставленной толстой свечой и пошла впереди, освещая лестницу, ведущую на второй этаж. Доведя Алексея до двери, девушка развернулась и с улыбкой посторонилась, пропуская его.
— Стучите громче, — посоветовала она. — У них служанка глуховата.
Ознакомительная версия. Доступно 15 из 73 стр.