Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

– Это ворон – птица из стихотворения, в честь героини которого меня назвали, – тихо говорит она. – Самая большая певчая птица из существующих.

– Крупный парень, – замечаю я.

– Это девочка, вдобавок очень смышленая. Ты знал, что они умеют решать сложные логические задачи?

– Похоже, мне до нее далеко, – признаю я.

– И никто не велит им, что говорить. Когда вырасту, хочу быть такой птицей. Говорить все, что думаю, несмотря ни на что.

Несмотря ни на что, значит. Этого я и боюсь! Вдруг она скажет что-нибудь опасное. Или даже сделает. Что-нибудь такое, из-за чего Капитолий не ограничится замечанием, а высечет ее прилюдно. В год, когда ей исполнилось двенадцать, Ленор Дав пересекла эту черту дважды.

Первый раз – вечером накануне казни Клэя Шанса, когда кто-то проскользнул к виселице и подпилил веревку. На следующее утро на глазах у толпы веревка оборвалась, и Клэй упал на землю, где его прошила дюжина пуль миротворцев. Поскольку ночью стояла кромешная темнота и мела пурга, на камеры особо ничего не попало, но кто-то в городе видел, как Ленор Дав уходила с площади, и сообщил куда надо. Ее притащили на допрос в тюрьму при базе миротворцев, где она лишь твердила, что не совершила ничего плохого. Миротворцы не знали, что с ней делать. Сидит на стуле мелюзга, ноги до пола не достают, наручники на запястьях не держатся. Потом Бинни, сестра Клэя, чьи дни уже были сочтены (у нее было больное сердце), призналась, что это она. Через три дня Бинни умерла в камере, а дядюшкам позволили забрать Ленор Дав, если пообещают, что по ночам она будет сидеть дома.

После этого Кларк Кармин держал ее на коротком поводке. И вдруг утром Двадцать шестых Голодных Игр, нашего первого года участия в Жатве, из-под временного помоста повалил дым, стоило нам собраться. Миротворцы вытащили комок дымящейся ткани, которая оказалась флагом Панема. За сжигание флага полагается десять лет тюрьмы или даже больше, если покажут на всю страну, однако все следы замели до того, как включили камеры. Сцену собрали лишь вечером накануне, и миротворцы не додумались установить под ней камеры видеонаблюдения. Под платформой обнаружили сдвинутую решетку канализации и следы свечи, которая горела несколько часов и подожгла пропитанный керосином флаг. Это мог сделать кто угодно. Не имея ни доказательств, ни свидетелей, миротворцы подняли списки тех, у кого была история приводов за подозрительное поведение, и Ленор Дав вновь арестовали. Она сказала, что сидела дома и писала завещание на случай, если ее выберут на Жатве. Потом зачитала документ на семи страницах, где говорилось, что большую часть своих пожитков она оставляет любимым гусям. Может, она и перегнула палку, подготовившись столь основательно. Может, миротворцы почуяли, что над ними издеваются. В общем, ее снова отпустили, но на этот раз предупредили, что глаз с нее не спустят.

И все же оба раза это была Ленор Дав. Я сердцем чую, хотя она не призналась ни мне, ни своим дядюшкам. Ленор Дав говорит, что все девушки в их семье – загадка, в этом часть их шарма. Когда я пытался на нее давить, она лишь смеялась и говорила: «Если это так, то ты можешь попасть в беду, не донеся на меня, а если не так, то какая разница? Не особо помогло, правда? Клэй мертв, Жатва жива, цветет и пахнет».

С тех пор она вела себя примерно-положительно. На прошлый Новый год музыканты играли на вечеринке у командира базы, хотя Ленор Дав была от этого не в восторге. Кларк Кармин сказал, что работа есть работа и музыка может способствовать лучшему взаимопониманию между людьми, потому что хорошие песни любят все. Ленор Дав ответила, что дышать тоже все любят – и куда это нас привело? Любить еще не значит быть любимым.

Подобные фразы наводят меня на мысль, что она вполне способна создавать неприятности, и эта сторона ее личности просто затаилась на время.

Не знаю, что бы я сделал вчера, если бы мы поменялись ролями. Я захотел бы последовать за Ленор Дав, может, спрятался бы где-нибудь в поезде и помог ей сбежать или погибнуть при попытке бегства. Или хотя бы спалил базу миротворцев. На самом деле, какие бы планы я ни вынашивал, меня сдерживала бы мысль о том, каково придется потом ма и Сиду. Наверное, в конечном итоге я тихо сошел бы с ума. Иное дело – Ленор Дав, без нее точно никто не умрет с голоду. Девчонка свободна как ветер.

Примерно через час миротворцы приносят мне два сэндвича с ореховым маслом и мой первый банан. Фруктом я бы его не назвал (слишком мучнистый и не сочный), зато на вкус очень даже неплохо. Запиваю еду из бутылки с водой, наполненной пузырьками. Делать такую воду – глупая затея, все равно я их потом отрыгиваю.

Миротворцы раздвинули занавески, и я вижу, что все юноши-трибуты подверглись одинаковой обработке. Некоторые из профи лишились бород и теперь выглядят не такими устрашающими. Утрата волос на груди тоже пошла им на пользу.

Ювения появляется в сопровождении женщины с ворохом нарядной одежды, и команда Дистрикта-1 удаляется вслед за ней в мужскую раздевалку, чтобы подготовить своих подопечных к параду на колесницах – главному номеру церемонии открытия. Миротворцы отстегивают от цепи трибутов из Первого и ведут их туда же. Через несколько минут то же самое делают и с трибутами из Дистрикта-2. Полчаса спустя трибуты из Дистрикта-1 в ядовито-зеленых бальных платьях и сверкающих костюмах гордо шествуют через зал. Вылитые капитолийцы!

Когда они проходят мимо нас, Мейсили громко говорит:

– Отлично выглядишь, Силка! Надеюсь, цвет зеленых соплей нам всем пойдет!

По залу пробегает смех. Силка, которая дюймов на восемь выше и на сотню фунтов тяжелее Мейсили, бросается к ней – и тут же получает от миротворца дубинкой по ребрам. Силка смотрит на Мейсили и выразительно проводит пальцем по горлу.

В ответ Мейсили надувает губки бантиком.

– Красота требует жертв. Как насчет улыбочки?

Луэлла усмехается, глядя на меня.

– Они не поладили еще в раздевалке.

– Я и сам не фанат Первого, – признаюсь я, глядя, как они направляются к своему фургону. Мимо с надменным видом шествуют трибуты из Второго в фиолетовой коже с заклепками.

– Куда они все? – спрашивает кто-то.

– На фотосессию, – отвечает миротворец. – Потом по колесницам.

Затем