Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

– Что?! – Друзилла вскакивает со стула и едва не теряет равновесие из-за своих высоченных шпилек.

– Осторожнее, – с обманчивой заботой предупреждает Мейсили и наносит решающий удар: – Не лучше ли отказаться от столь опасной обуви? В вашем возрасте следует держаться поближе к земле.

Друзилла срывается с места и влепляет Мейсили пощечину, на которую та незамедлительно отвечает тем же. Вот это удар! Сбитая с ног Друзилла плюхается на стул, который я недавно освободил. Все застывают, и я гадаю, не убьют ли нас на месте.

– Не смейте меня трогать! – предупреждает Мейсили.

В ее лице ни кровинки, не считая отпечатка пятерни Друзиллы. Следует отдать Мейсили должное: никто не сможет использовать кадры с нею в качестве пропаганды.

– Давайте успокоимся, – предлагает Плутарх. – Сегодня был трудный день. Эмоции у всех зашкаливают…

И тут Друзилла подлетает, выхватив хлыст из-за голенища, и принимается хлестать Мейсили. Та кричит, поднимает руки, пытается закрыть голову, однако удары сыпятся градом, и она падает на пол.

– Друзилла, стой! Друзилла, завтра у нее съемки! – напоминает Плутарх.

Приходится вызвать из коридора двух миротворцев, чтобы ее остановить.

– Мерзкая, гадкая тварь! – рычит Друзилла. – Я тебя уничтожу! Ты у меня и до арены не доживешь!

На руках и на шее у Мейсили вздуваются рубцы, она же не обращает на них внимания. Сомневаюсь, что ее хоть раз в жизни кто пальцем тронул, не говоря уже об ударах хлыстом. Мне тоже особо не прилетало, не считая подзатыльников от ма, но больше для острастки. Мейсили медленно поднимается с пола, опираясь на стену.

– Серьезно? Как? Ты ведь даже не распорядитель Игр. И не стилист. Ты – никто, дешевая эскортница в самом дрянном дистрикте Панема, которая держится за свое место из последних сил!

Ей удается задеть Друзиллу за живое – на ее лице мелькает страх.

– Зато тебя ждет кровавая и мучительная смерть! – находится она.

Мейсили горько усмехается.

– И правда. Какое мне дело до твоих слов? Разумеется, если я не стану победителем. И даже тогда… Как думаешь, кто будет популярнее – победитель Квартальной Бойни или ты?

– Надеюсь, ты выживешь, – мерзко ухмыляется Друзилла. – Знала бы ты, что тогда тебя ждет! – И она хромает к двери.

– Помню, у моей бабушки была такая же кофта, как у тебя, но мы не разрешали ей выходить за порог в таком виде, – говорит Мейсили.

Друзилла пытается уйти с достойным видом, хоть и явно задета.

Все долго молчат, потом Плутарх говорит:

– Может, Друзилла и кажется вам вздорной, но хватка у нее что надо. Ментора из своего дистрикта у вас нет. Стилиста не заботит ничего, кроме вашего внешнего вида. Может, оно и нечестно, только Друзилла может оказаться самым лучшим блюстителем ваших интересов в Капитолии. Поразмыслите об этом на досуге, прежде чем сжигать последний мост. – И он уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Ты как? – спрашиваю я у Мейсили.

– Лучше всех. – Она осторожно касается рубцов, на ее глазах выступают слезы.

Я невольно восхищаюсь тем, как она дала отпор Друзилле. Пусть Мейсили и богачка, и гораздо выше всех нас по положению, она и не думает подлизываться к жителям Капитолия.

– Когда принесли праздничный торт, я пытался показать характер, и тут ты накинулась на нее, словно дикая кошка!

Мейсили слабо улыбается.

– В вопросах стиля я придерживаюсь строгих взглядов.

– Оно и видно, – кивает Луэлла.

– Давно пора кому-нибудь сообщить нашей мисс Неотразимость, что она выглядит отвратно, – продолжает Мейсили. – А ты смотришься что надо, Луэлла. Твоя мама сшила красивое платье.

Девочки смерили друг друга взглядами. Похоже, лед понемногу тает.

– Я тоже так думаю, – отвечает Луэлла.

Нас окликает женщина-миротворец, и мы идем через весь поезд в отсек с двумя парами кроватей, встроенными в стены одна над другой. За внутренней дверью – маленький санузел с унитазом и раковиной.

– В уборной есть зубные щетки и полотенца, каждому положена отдельная кровать.

Она ждет, словно надеясь услышать благодарности, но единственная кто откликается – Мейсили.

– Тут воняет вареной капустой.

– Когда-то мы вообще перевозили трибутов в вагонах для скота, – вздыхает миротворец и запирает дверь.

На подушках лежат пижамы, мы разбираем их, найдя свой размер, по очереди посещаем санузел и ложимся на встроенные кровати. Шторы на окнах автоматически опускаются, лампочки над дверью тускнеют, оставляя нас в полумраке. Судя по храпу, Вайет засыпает почти сразу, и Луэлла тоже. Мейсили сидит на верхней койке напротив меня, прикладывая к рубцам мокрую тряпку. Я лежу на спине, уставившись в потолок, и пытаюсь осмыслить события дня.

Сжимаю огниво, висящее у меня на шее. Перед мысленным взором вновь возникает Ленор Дав, промокшая насквозь и рыдающая посреди бури, и сердце вновь начинает щемить. Я зажмуриваю глаза и мысленно тянусь к ней, преодолевая многие мили и зная, что она тоже тянется мне навстречу. Слышу ее голос, поющий куплет из песни, в честь героини которой ее и назвали.

Я знаю каждое слово – в прошлом декабре затвердил ее наизусть, ко дню рождения Ленор Дав. Это было несложно, учитывая, какая песня прилипчивая – постоянно звучит в голове, хочешь ты того или нет. Мелодия завораживает своим ритмом, рифмами и повторами, не дает тебе остановиться и в то же время рассказывает захватывающую историю. Я пропел ее Ленор Дав в старом домике у озера, сидя у огня. Мы жарили черствые зефирки и прогуливали школу, за что нам обоим потом нещадно влетело. Она сказала, что это самый лучший подарок в ее жизни…

– Что это?

Пытаюсь не обращать на Мейсили внимания.

– Что у тебя на шее?

Связь обрывается, Ленор Дав исчезает. Мейсили таращится на меня в темноте широко раскрытыми глазами.

– Подарок на день рождения. От моей девушки.

– Можно взглянуть? Я коллекционирую драгоценности.

В Дистрикте-12 такое услышишь нечасто, мистер Доннер избаловал своих дочек до безобразия. Ленор Дав рассказывала, что на тринадцатилетие он подарил им брошки из чистого золота, когда-то принадлежавшие его матери. Они сделаны в форме птиц, которых так любят в семье моей девушки, – их изготовил Тэм Янтарь более тридцати лет назад. Сам я брошек не видел,