Карт 2: Робинзоним дальше? - Артур Фатыхов

Тут, прерывая мои воспоминая, раздался противный, бьющий по нервам вой сирены.

— Да, что опять случилось-то? — поставив стакан на стол, я хлопнул себя по поясу, проверяя на месте ли ножи, и бросился на улицу…

Медведь!

Я ошеломлённо замер на крыльце, вытаращившись в сторону леса, где между деревьев мелькал самый настоящий медведь. Огромный такой, тёмно-бурого окраса, шерсть клочками торчит, тощий до невозможности, словно и не медведь, а элитная русская борзая — все рёбра наружу, то ли аллюром, то ли галопом целеустремлённо так скачущий в сторону мужиков, распиливающих дерево. А они Потапыча, хотя какой он «Потапыч» — мишкутёнок облезлый, но всё равно не видят, и сирену, воющую в избушке, правда, уже замолчавшую, не слышали: Фома увлечённо пилит, Акела с таким же увлечением сук рубит, и лишь Глюк застыл на полушаге, держа охапку порубленных веток, со своим фирменным стеклянным взглядом.

И я сделал то, что сам не ожидал.

— А-а-а! — Юношеский густой басок сорвался на предательский фальцет. — А-а-а!

Но медведь впечатлился. Остановился словно вкопанный, легко поднялся на задние лапы, оказавшись ростом гораздо выше двух метров. И чуть, склонив голову набок, уставился на меня с удивлённым любопытством.

— А-а-а! — снова заорал я.

— Уа-а-а! — басом взвывала сирена избушки, заставившая меня подпрыгнуть.

— Агр–рх! — рявкнул медведь, всего лишь чуть тише сирены и, опустившись на передние лапы, рванул уже в мою сторону.

— А-а-а! Уа-а-а!

Что-то в моей голове перемкнуло. Выхватив тесаки, вскинув руки, чтобы казаться больше, сиганул с крыльца и кинулся вперёд, безумно вопя:

— @ука мохнатая! Да я тебя!

— Куда⁈ — раздалось сзади…

Мы замерли. Оба. На мгновение. В трёх метрах друг от друга.

— Агр-рх! — снова взревел медведь, поднимаясь на задние лапы в устрашении.

— @ука мохнатая! — уже пищал я, подпрыгивая в воздух и размахивая тесаками.

Херяк! И, раньше, чем сообразил, что делаю, Правый отправился в полёт! Только попади! Только попади!

Попал! Правый вонзился в грудь медведю, чуть ниже левой ключицы.

— Рр-рах! — рявкнул мохнатый гость, вновь падая на передние лапы и пытаясь здоровенными жёлто-бурыми клыками схватиться за рукоять тесака. Но что-то произошло, и Потапыч с визгом отдёрнул морду. А вот нечего за чужое хвататься! А затем медведь, плюхнувшись на тощий зад, ударил когтистой лапой по ножу. И снова взвизгнул от боли, — тесак остался в теле, но рану, похоже, сильно так расширил.

— Попал! Теперь Правый ему покаже… — перехватив Левый в другую руку, я снова размахнулся… Что удержало меня от броска? Наверное, мыслеобраз, словно обухом, вдаривший в охваченную каким-то безбашенным безумием голову. «Правый покажет? Медведи на Земле славились своей „крепостью на раны“, чем они здесь, на Аике, хуже-то?»

И словно шоры с глаз упали: я стою в трёх метрах от, пусть тощего, но здоровущего раненного, мной раненного, медведя. И, хотя нож всё ещё торчит из раны, вряд ли мощи Правого хватит быстро лишить сил такого зверя. Сжав рукоятку Левого в правой ладони, я встретился взглядом с медведем. В его почти чёрных глазах бушевало пламя безумия и жажды убивать.

И, замершее было время, снова понеслось вскачь.

— Ш-ш-ш! — Мимо меня пронеслась жемчужно-белая молния. — Ш-ша!

Подлетев к медвежьей морде, Блуд выдохнул прямо в чёрный мокрый нос зелёное облако яда. И тут же рванул вверх — в сторону, ловко уворачиваясь от когтистой лапы. Но потянувшийся за ним и поднявшийся на задние лапы пришелец вторым ударом сшиб смелого, но безрассудного дракончика, кувыркнувшегося куда-то в густую траву.

— Блуд! — вырвался непроизвольно крик, отвлёкший медведя, сделавшего было шаг вслед за моим фамильяром. Мы снова встретились взглядами.

— Ну, @ука плешивая, держись. — Чуть сгорбившись, выставил Левого перед собой и сделал первый короткий шаг на сближение.

— Агрх! — рявкнул клочковатый и, оставаясь в вертикальном положении, шагнул на встречу.

— В сторону! — мимо меня навстречу зверю, в одной рубашке… Дура! Солнце же, как назло, даже за осколок не зашло! Промчалась фурри!.. Полудевушка на миг замерла перед медведем… Такая миниатюрная, такая хрупкая на фоне здоровущего Топтыгина. Подпрыгнула, и с размаху ударила по горлу, вырывая когтями, пусть и не такими огромными, как у зверя, клок шерсти вместе с горлом. Кровь ударила фонтаном.

Медведь взревел, и Клык, пойманная почти при приземлении, от мощного удара по лицу, сломанной куклой рухнула к лапам топтыгина.

— Стой, @у-ука лохматая! — срывая голос до хрипоты, снова заорал я, прыгая вперёд, желая теперь отвлечь внимание зверя от фурри.

— Агрых! — уже не так громко взревел медведь, опускаясь на передние лапы и прыгая мне навстречу.

Мимо меня снова что-то промелькнуло. И в лобастый череп зверя воткнулся топор. Наш единственный топор, который я передал Акеле и которым тот ещё несколько секунд назад рубил дрова. Видимо, сам волколак выйти за границу подконтрольных Сердцу замка земель не мог, я всё же далеко выбежал в своём первом безбашенном порыве, зато топор метнул. И удар получился сильным!

Медведь снова рухнул на тощий зад и затряс башкой. Шаг и я оказался рядом с ним. Но зверюга на меня уже не реагировала, — жалобно ревела и мотала башкой. Меня прорвало, — я вонзал и вонзал клинок Левого в шею медведю.

Мохнатый пришелец, не казавшийся уже таким грозным, лежал в примятой траве и уже даже не дёргал лапами в агонии, а я стоял над ним, дыша с таким хрипом и свистом, словно порванная гармошка. Сдох, тварь! Сдох, су…

Клык! Я вздрогнул всем телом, боясь увидеть не поправимое, но всё же повернулся. Полульвица лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Это плохо? Хорошо? Лицо всё в крови, и непонятно чьей больше: фурри и медвежьей, обдавшей полудевушку фонтаном из разорванного горла. А голые и чистые от крови участки шеи, груди и ног из жёлто-розовых на глазах становились всё темнее и темнее. Реакция кожи на солнечные лучи? Если реагирует, значит жива? Надо срочно в тень, в избушку, чтобы не стало хуже!

На автомате попытался сунуть Левый в ножны, но с первого раза не попал. И со второго тоже. Пришлось оторвать взгляд от фурри и сосредоточиться на ноже. Получилось