Ваше Сиятельство 13 - Эрли Моури
— Ты большой молодец, — произнес я, понимая, что Майкл и Элиз, ждут от меня реакции. — Я убеждался много раз: в земной жизни труднее всего победить не сильного врага, а самого себя. Собственные страхи, губительные привычки и коварный эгоизм — вот они самые стойкие наши противники. Я восхищен тобой, мой друг! Думаю, твоя сестра тоже восхищена и теперь гордится тобой.
— Ваше сиятельство, вы сказали очень приятные, громкие слова, но, наверное, у вас обо мне сложилось слишком хорошее мнение. Страхи по-прежнему бродят вокруг меня. Вот сегодня добавился новый, — Майкл замолчал, подбирая слова. — Как меня примет Елена Викторовна и примет ли теперь вообще? Сейчас это самый главный страх. Я не представляю, что будет, когда она узнает о Синди и о… Гере. Здесь невозможно оправдаться.
— Она не узнает. Не надо ей об этом говорить. Чего греха таить, моя матушка — женщина своенравная и весьма ревнивая. Зачем ее беспокоить столь необязательными сведеньями? — я снова достал коробочку «Никольских» — сигарет, увы, осталось мало. — Ни я, ни тем более Элизабет ей об этом не скажем. Главное не проболтайся сам. Мы, барон, живем в счастливом мире, где мужчинам позволено, чуть больше, чем женщинам. Посему не вижу в этом «больше» особого греха. Однако следует понимать, какая женщина может принять наши вольности, а какая испытает при этом горькую обиду. Я хочу, чтобы ты очень постарался не обижать Елену Викторовну; проявил усердие, чтобы сделать ее жизнь счастливой, насколько это возможно. Если ты любишь ее, то такое усердие будет приятно тебе самому.
— Спасибо вам, Александр Петрович! — барон Милтон с жаром вцепился в мою руку, сжал ладонь так, что я почувствовал — в этом интеллигенте и недавнем хлюпкие вполне имеется физическая сила. — Есть еще кое-что, — сказал он, морщась от табачного дыма, который тянулся к нему от моей сигареты. — Гера хотела сделать из меня бога с помощью тех камней, о которых вы говорили. Поначалу я думал, что это шутка, и такое невозможно, но потом начал понимать, что Величайшая говорит об этом серьезно. Я много размышлял над этим. Бессмертие — это так соблазнительно!
— Да, это очень соблазнительно. Большинство из людей готовы заложить за бессмертие душу. Только они не понимают главного: бессмертна именно душа. Смерть отбирает у людей не только тело, но и память: у кого больше, у кого меньше, чаще всего она отбирает всю память. Вот где кроется истинный ключ к бессмертию и настоящей свободе, если суметь разобраться с этой людской проблемой. Гера мне тоже предлагала стать богом. Нетрудно догадаться, что я ей ответил, — я стряхнул пепел с кончика сигареты. — Так что тебя мучает, Майкл? То, что ты лишился божественных прелестей, которые сулила Величайшая?
— Простите, Александр Петрович, но для меня все слишком сложно. Я заблудился в своих мыслях и желания. Стыдно признать… — он вздохнул, словно взвешивая, стоит ли говорить это. Все-таки сказал: — Если бы вы не выдернули меня из дворца Величайшей так решительно и сразу; если бы не обстоятельства нашего безумного бегства, то я, возможно, еще бы размышлял, уйти мне с вами от Геры или нет. Вот, что очень скверно. Сам себя осуждаю за малодушие, за сомнения, которых еще много. Ведь быть богом — это огромный соблазн. Просто невероятный соблазн жить рядом с такой богиней как Гера. Ведь я практически сдался ей.
— Майкл! — Стрельцова схватила его за рукав. — И ты был готов забыть меня⁈
— Я думал, Элизабет. Думал, как получить все! Как сделать так, чтобы не терять все, что для меня есть дорогое в прошлом, и в то же время не упускать, предложенного Герой! Это так тяжело, — лицо барона выражало истинное страдание. — Правда, мучительно. Я думал, что если бы я остался там, то все равно мог бы видеться с тобой. Гера даже говорила, что устроит мне это. Еще я вспоминал слова Александра Петровича, что земная любовь и небесная — они существуют раздельно, потому как относятся к разным мирам. Держал в голове эти слова, и думал, что мог бы не расставаться с Еленой Викторовной, потому как не хотел бы менять ее пусть даже на бессмертие. И я когда пытался совместить в голове все это и многое другое, то получался такой хаос в мыслях, желаниях, что я до сих пор не понимаю себя. Но одно могу сказать точно, я очень благодарен, что вы забрали меня. Как бы не было хорошо с Герой, мне нужно вернуться к тому, что мне было и осталось дорогим.
— Бывают случаи, Майкл, когда все получить невозможно, и приходится выбирать. Выбор такой становится очень трудным, проходит через серьезные размышления и страдания. Они тем сильнее, чем больше в нас эгоизма. Не обижайся, что я в данном случае намекаю на твой эгоизм. Ведь эта штука свойственна совершено всем нам. Кому-то больше, кому-то меньше, но все равно она — одна из основ каждого из нас. А ты молодец, — еще раз подчеркнул я, — Молодец, что даже сейчас нашел в себе смелость честно говорить об этом, признал то, как непрост оказался выбор. Я успокою тебя так: если бы ты остался с Герой, то вместе с вечной жизнью ты бы получил вечные мучения. Вечную зависимость и вечное унижение, потому как никогда не смог бы стать равным ей в ее глазах. Ты был бы ее игрушкой, которую она вскоре бы поменяла на другую. И тебе всегда бы не хватало того, что ты потерял.
— Ваше сиятельство! — перебил меня барон Милтон. — Ровно об этом я и размышлял. Все, что вы сейчас сказали, было в моей голове!
— Кстати, теоретически я могу устроить тебе эту самую «вечную жизнь» и даже двумя способами, — я прищурился, выпуская длинную струйку дыма в сторону луны.
— Демон, скажи! — настояла Стрельцова, видя, что я не спешу продолжить сказанное.
— Способ второй: это пройти значительную часть того пути, которым