Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Готов, — сказала шепотом черная тень. — Уносите.

Еще две тени подхватили оглушенного охранника и торопливо уволокли его в темноту. Курьера затолкнули в машину, тень села рядом, и черная «волга» тронулась с места.

…Быстрее, быстрее, быстрее!

Когда Енот наносил первый удар скальпелем, курьер был, кажется, еще жив. А вот когда Енот достал пинцетом чип, оторвав его вместе с волокнами плоти — чип вжился, врос — у него уже не было сомнений, что он кромсает труп.

— Одна минута, — сказал Кен, ведущий машину и хронометраж одновременно. Антон бросил чип в перекись водорода, зажал баночку пальцем, поболтал, чтобы смыть кровь.

Цумэ закончил раздевать курьера. Эней сбросил рубашку, подставил грудь под мазок этилгидрохлорида и под скальпель. Резал уже Цумэ — с живыми у него получалось гораздо лучше, чем у Антона.

— Две минуты, — сказал Кен.

Кровь из разреза почти не текла: сосуды сжались от химического холода. Енот достал пинцетом чип и осторожно вложил его в раздвинутые края раны. Чип, говорите, разложится за полчаса? Да черт бы с ним. Эней сам начнет разлагаться, если через час-полтора не достать эту потенциальную гангрену.

В четыре щелчка медицинского степлера Цумэ сшил края раны. Марлевая прокладка. Пластырь. Все.

— Четыре минуты.

Эней надел рубашку курьера, принялся застегивать «разговоры» на куртке. Штаны решили оставить так — в бедрах курьер был пошире Энея, если бы брюки болтались, охрана могла бы что-то заподозрить. Вдвоем с Цумэ Антон помог Андрею влезть в ботинки покойника. В самом буквальном смысле.

— Вот он, — сказал Кен; снизил скорость и разблокировал двери.

Прыжок был бесшумным — только машину на миг перекосило под чужим весом. Верхний люк щелкнул, открываясь. Печальные глаза лемура блеснули при свете салонной лампочки.

— Восемь минут.

— Готов? Давайте его сюда, — Кессель принял труп так же легко, как Цумэ его подал, выдернул из люка, как морковку, и швырнул. Потом оперативник скользнул внутрь.

…В расчетное время та же самая черная машина остановилась у бокового входа в комплекс СБ. Из машины вышел человек в плаще и с чемоданчиком. Он был чуть повыше, пошире в плечах и постройнее покойного курьера, но заметить это было некому — в приемном тамбуре дежурили люди, которые не знали его в лицо. Двое охранников шли следом, как и положено.

«Курьер» подошел к двери, встал под аркой, на закрашенный светящейся краской квадрат. Через некоторое время дверь открылась и он шагнул в открывшийся проем. «Охранники» ждали. Через полминуты дверь снова открылась, и они тоже вошли.

Еще через минуту — или даже меньше — расхлопнулись ворота, пропуская минивэн и джип-хаммер. Выскочившие из минивэна люди были затянуты в глухие черные комбезы для строительных работ и ветрозащитные маски. Половина из них тащила сложенные носилки.

Цезарь первым вошел за бронированную дверь и тут же уперся в следующую. По идее, в тамбур могло вместиться два человека средней комплекции. С Цезарем в тамбур могла войти разве что небольшая собака. Однако вторая дверь открылась сама собой, и Цезарь на всякий случай поставил ее на стопор, чтобы она вот так же не захлопнулась и не помешала ребятам. А за дверью было небольшое пространство и поворот. И лежало два трупа. В форме внутренних войск. За поворотом оказался коридор, перегороженный двойной решеткой. Дверные секции решеток были подняты, и с той стороны валялось еще два трупа. Один, кажется получил пулю в висок — по крайней мере, лежал он ничком, головой в красной луже. А над вторым на стене алела хвостатая «комета» — словно маляр макнул кисть в киноварь и щедро брызнул на стену.

А дальше был выгнутый дугой коридор с распахнутыми дверями следственных кабинетов — и если в каком-то из них находился человек, он был мертв.

Сзади — ребята уже вошли — кто-то помянул ту самую мать. Они видели всякое. Они разгребали развалины после пожаров и взрывов, раскапывали оползни, имели дело с последствиями наводнений. Но они впервые видели, на что способна твердая человеческая рука, хорошо натренированная и направляемая совершенно беспощадной волей. Ни на кого из охранников или следователей не тратили больше одного удара. Никому больше одного не потребовалось.

Тут и в самом деле поверишь в Бога — или в дьявола.

А, нет. Живые были: в последнем кабинете помимо убитого следователя и двух остывающих охранников находился скованный наручниками паренек, стоящий на коленях в луже своей рвоты и жалобно постанывающий. Цезарь мысленно сверился со списком. Наш.

— На выход, — сказал Цезарь, перекусывая наручники кусачками из универсального блока. — Бегом!

Два раза просить не пришлось. Парень, пошатываясь на бегу, похромал в сторону выхода. Его быстро перехватили, уложили на носилки, укололи, понесли…

Цезарь уже знал, что увидит на посту перед лестницей — и нисколько не удивился, переступая через лужу крови и очередной труп.

Ай да тамплиеры. Ай да святоши. Вжик-вжик-вжик — уноси готовенького… Моральная дилемма, которой Цезарь слегка маялся перед акцией, была разрешена полностью: все сделала пара из центра.

Но как? Как? В охране стояли тренированные люди, вооруженные до зубов — ну, пусть они не ждали нападения, пусть расслабились… но не до такой же степени, чтобы их взяли и зарезали вот так, как баранов?

Цезарь услышал выстрелы, и перешел на бег, чтобы застать финальные мгновения долгой и неправедной жизни господина Ильинского.

Потом двое длинных… — стоп, а почему их двое, центр-то прислал вместе с Адамом только одного? — добили охранников. Тот веснушчатый, которого Цезарь видел раньше, действовал двумя то ли короткими мечами, то ли длинными ножами. Лезвия блестели серебром. У второго был пистолет с глушителем — так вот, кто разнес башку тому, в коридоре…

Адам резко взмахнул своей посеребренной катаной, стряхивая кровь — всего ничего этой крови было у варка Ильинского — и вложил оружие в ножны.

— Давайте в камеры по списку, — сказал он Цезарю и ребятам. — Минус седьмая.

Ребята после увиденного внизу были слегка на взводе, а на первой камере взвод этот слегка застопорило. Там билась в истерике женщина. Единственная женщина среди заключенных.

У всех спасателей был набор первой помощи, в который входило, кроме всего, и снотворное — но как раз инъекции она и сопротивлялась.

И вдруг — утихла.

«С этого станется ударить ее по голове», — подумал Цезарь, заглядывая внутрь — и увидел, что Адам, обняв девушку, то ли шепчет ей что-то на ухо, то ли целует ее в щеку, а она прячет лицо на его плече.