Рэдсайдская история - Джаспер Ффорде

– Помню, в Нефрите была очень благодарная публика, хотя малость склонная покашливать, но местность там довольно приятная.

С этими словами она окинула взглядом мрачные окрестности Восточного Кармина. Пейзаж был жарким и пыльным, трава от летней жары выгорела, железнодорожная станция была старой, обветшавшей и совсем бесцветной, поскольку в городке практически не было синтетического цвета. Высокая колоризация, обычно обеспечиваемая цветовыми трубками, была для богатых и имеющих связи, а такие люди, как правило, живут не дальше округи столичного Смарагда, также известного как Изумрудный город.

– Здесь, на Окраинах, было жаркое лето, – извиняющимся тоном сказал я. – Без регулярных ночных дождей у нас, так скажем, вообще дождей не было бы.

Я должен был бы чувствовать себя комфортнее здесь, в Западном Красном Секторе, среди людей моего оттенка, но в этом была и обратная сторона: Правила требовали, чтобы всех хоть немного недисциплинированных выдворяли на периферию Коллектива, туда, где они меньше влияли бы на общество. Из-за этого Окраины были перегружены людьми с тяжелым характером, отчего жизнь тут становилась более трудной – но, возможно, куда более интересной.

– Там есть еще что-то? – спросила руководительница труппы, показывая на холмы на западе.

– Мы на самом краю известного мира, – заметил я, проследив ее взгляд. – Там нет ничего, кроме дикого рододендрона, мегафауны, шаровых молний, Бандитов и опасностей.

– Кровавый подбой государства, – задумчиво протянула она. – Что ты такого сделал, раз тебя отправили сюда? Мне кажется, в Нефрите жизнь проще и ярче.

– Я сопровождаю отца, – с вызовом ответил я, – который сейчас служит городским Цветоподборщиком.

По правде говоря, меня отправили сюда проводить перепись стульев – бесполезная работа, которая обычно доставалась тем, кто проявил раздражающий уровень изобретательности, любопытства или свободомыслия, но еще недостаточный для переобучения, обычно называемого «Перезагрузкой». В моей изобретательности не было ничего бунтарского: просто более эффективный метод очередизации. Префектам не слишком понравилась эта идея, но с радостью могу вам сказать, что моя система «возьмите номерок, и вас вызовут» была принята здесь, в Восточном Кармине, и этим я справедливо могу гордиться.

– Ясно, – сказала глава труппы, которая поддерживала легкую беседу, пока Банти избыточно усердно заполняла декларации. – Не знаете, когда сюда в последний раз приезжала труппа странствующих актеров?

– Двенадцать лет назад.

Мандариновые актеры облегченно закивали. Существовало всего восемь трехактных пьес, двенадцать одноактных и сорок шесть учебно-просветительских сценок, допущенных к постановке, и при постоянном их показе интерес публики неуклонно снижался, как и аплодисменты.

Как только Банти покончила с декларацией, я направил труппу к потрепанному «Форду-Т», который ждал у здания вокзала. Местный Смотритель, Карлос Фанданго, уже сидел наготове в водительском кресле.

– У нас зрители размещаются на траве, – сказал я им. – Господин Циан, Синий префект, встретит вас на главной площади, чтобы показать вам город.

Актеры сошли с платформы к ожидающей их машине, болтая между собой в той оживленной манере, которая, будь они кем-то другим, могла бы считаться невоспитанной в смысле громкости и фривольности. Следующие несколько пассажиров были более заурядными: какой-то натуралист из Зеленого Сектора, собиравшийся изучать прыгучего козла, двое Серых, прибывших точить жернова, затем координатор Сектора от Ярмарки Бесправилья[1], чтобы провести окончательные переговоры перед началом Ярмарки.

– Надеюсь, ваши велосипедисты сработались? – с тревогой спросил он. – Красному Сектору как никогда нужна победа в этом году.

– Они очень усердно практиковались, – сказала Банти. – Я сама за этим присматривала.

– Хорошего шоу. Разъединенные, мы все же вместе.

Это избитое приветствие сделалось почти что пустым набором звуков, из-за частого повторения его смысл выветрился, и теперь оно стало лишь словесной смазкой для колес социализации. Его так часто повторяли, что никто уже не задумывался над ним. Когда задумываешься, люди умирают.

– Я презираю мутноцветных, чурающихся труда и плохо воспитанных, – сказала Банти, пока мы ждали появления очередного пассажира. Думаю, она имела в виду актеров, поскольку их непроизводительная роль часто рассматривалась как бесполезная для общества.

– Ты весьма беспристрастна в своем отвращении. Сдается, ты одинаково ненавидишь все цвета любого оттенка.

Она мгновение пристально смотрела на меня, прикидывая, как мне думается, не вышел ли я на уровень дискуссии, достойный дисциплинарного взыскания. Банти Горчичная была не просто Желтой: после смерти Кортленда Гуммигута ее внезапно повысили до Заместителя Желтого префекта города – ее положение среди местечковых Желтых стало результатом ее теста Исихары двухлетней давности. Тест Исихары был определяющим моментом в жизни внутри Коллектива: как только становится известно, какой цвет и в какой степени ты видишь, ты точно понимаешь свое место в жесткой иерархии Цветократии. Ты знаешь, что делать, куда идти и чего от тебя ждут. Взамен ты безропотно принимаешь свое положение в обществе, как это изложено в «Книге Гармонии» Манселла. Твоя жизнь, карьера и положение в обществе определяются прямо здесь и сейчас, и тревога неопределенности исчезает раз и навсегда. В прошлом месяце я прошел свой собственный тест и показал исключительно высокие результаты в видении красного – с чем мне еще предстояло сжиться.

– Эти мутноцветные, как ты их называешь, так же полезны для Коллектива, как и все прочие, – ответил я, перефразируя Правила, как любят делать в отношении других Желтые, но не любят слышать такое сами. – «Между Желтым и Красным находятся Оранжевые, для развлечений и искусства, а между Желтым и Синим находятся Зеленые, для разведения растений и прикладной пленэрологии – все они необходимы для бесперебойного функционирования Коллектива». Но скажи мне, Банти, твое определение мутноцветности также включает тех, кто находится между Синим и Красным?

Она злобно глянула на меня, поскольку к таким цветам относились Сиреневый, Фанданго, Лавандовый, Сливовый, Мальва, Маджента и, в конце концов, Пурпурный – высшие слои общества.

– Чем скорее город от тебя избавится, тем лучше, Бурый. Как только тебя надежно упекут в Зеленую Комнату за убийство Кортленда, не будет человека счастливее меня, за исключением, наверное, его матушки.

– Я не убивал Кортленда, Банти.

– Ври больше.

Надо заметить, что Банти Горчичная была помолвлена с Кортлендом Гуммигутом, а мамаша Кортленда была действующим Желтым префектом. Честно говоря, дразнить любую из них глупо, но досадить Банти было особым удовольствием, несмотря на риск.

– Ты такая милашка, Бантс.

Она открыла было рот, но снова захлопнула его, когда к нам подошел очередной пассажир. На его правом лацкане красовался эффектный никелевый многоцветный бейдж, говоривший о том, что он из Национальной Службы Цвета, и по его виду было понятно, что он оперативник низкого уровня, из тех, кто разбирается, что к чему, прежде, чем делу дают дальнейший ход.

– Добро пожаловать в Восточный Кармин, сэр, – сказал я. – Наш дом – ваш дом. Разъединенные, мы все же вместе.

– Воистину, – ответил оперативник, которого, как мы узнали, звали Джейсон Кальвадос. – Я приехал утром из Изумрудного города и уеду на следующем поезде. Когда он будет?

– Послезавтра.

– Тогда я ваш гость на две ночи.

– И мы покажем себя замечательными хозяевами, – уверил я. – Могу я задать вопрос?

– Это касается цветоподающих труб и полной колоризации?

Я кивнул. Национальную Службу Цвета о другом не особо спрашивают. Подача по трубам ГПЖЧ[2] означала в перспективе Цветной сад полного спектра, видимый всем, где оттенки цветов, травы и деревьев подавались по трубкам и капиллярам у нас под ногами.

– Мне жаль, но новые линии питающих трубок в состоянии