Генри Олди - Куколка

Ничего.

Кажется, брюнетка о многом догадалась по его лицу.

— Добро пожаловать в братство лучших из худших! — рассмеялась она. Стало ясно, что Николетта пьяна. С утра. Видно, очень уж приятна и необременительна эта служба, раз женщина надирается, едва встав на ноги.

От радости, должно быть.

— Выбрал себе цуцика? — Николетта двусмысленно играла складками кимоно.

— Выбрал, — ответил за Лючано Жорж.

— Какого?

— Четвертого.

— А-а, хороший «овощ». Сочный. А мой сварился, — доверительно наклонилась она к Тарталье. — Иду по-новой дергать. Жаль, что четвертый — твой. Он мне нравился… Жоржик, дай ключи.

— Держи.

— А как его зовут? — спохватился Лючано, когда брюнетка скрылась внизу.

— Кого?

— «Овоща». Моего.

— Никак его не зовут, — пожал плечами Мондени. — Придумайте ему кличку, если хотите. Кстати, у вас в 15:00 — транслят-шоу. В пол-третьего ждите в холле, за вами приедут.

— Шоу? Я… я не готов! Мне нужно…

— Ничего вам не нужно, Борготта, — Жорж увлек его вверх, к бронированной двери. — Поверьте мне. В студии сидят профессионалы, они все сделают. Вы, главное, отвечайте на вопросы, и дело будет в шляпе.

— Отвечать на вопросы?

— Да. И не стройте из себя девицу на выданье! Камер он боится, готовиться ему надо… Сказано — шоу, значит, становись шоуменом! Понятно?!

— Ага, — угрюмо буркнул Лючано.

Желудок от злости сводило судорогой. Проклятье! Успокоил, начальничек, настроил на нужный лад!.. взял цуцика за шкирку, ур-р-род… Он вспомнил, что «цуциком» Николетта обозвала «овоща» — и настроение от дурацкого, мерзкого сопоставления испортилось окончательно.

Он хотел пойти в город, развеяться, но вместо этого вернулся в номер и завалился спать. От душевного расстройства. Проснулся без четверти два, с головой мутной, как всегда после дневного сна. Во рту — засохший цемент, череп набит мокрой ватой. И добро бы с похмелья! Хотелось придушить кого-нибудь, застрелиться самому, упасть спать до глубокой ночи и выпить пива.

Все сразу, смешать и не взбалтывать.

Ровно в половину третьего, как и было обещано, в холле гладиатория объявился патлатый юнец с носом настолько длинным, что Лючано вспомнил куклу «пиноккио». У обычных людей такие носы не растут. Наверное, имплантант — для участия в комик-шоу.

— Борготта? Я за вами. Едем на студию.

— Как передача называется? — спросил Лючано, усаживаясь в мобиль, похожий на огромный кирпич. — Мне ничего не сказали…

Пиноккио запустил двигун.

— «Жизнь замечательных людей».

— Это я-то — замечательный?!

— Каждый человек в чем-то замечателен. Главное найти, в чем, пока человек не умер, — философски заметил носатый. — А уж вы-то — и подавно! Только успевай замечать…

— Сколько времени длится ваша «Жизнь…»?

— Полтора часа, — Пиноккио рассмеялся. — А ваша?

Лючано не ответил.

Снаружи транслят-студия производила впечатление жуткой эклектики. Здание в стиле имперского классицизма: колоннада, ступени, фронтон с барельефами — и несуразная конструктивистская надстройка на полтора этажа. Поляризованный плексанол, ажурные фермы, пучки направленных антенн выцеливают на орбите коммуникационные спутники; пялится в зенит раструб экранированного блока гиперсвязи…

Внутри эклектика просто зашкаливала. Фойе с ковровыми дорожками, скрытые «лампионы» с псевдоживым огнем, микро-оранжерея кактусов с краником, торчащим из голубой агавы; охранник в форме любезничает с красоткой в сетчатом трико. Антикварный механический лифт, приняв пассажиров, устремился почему-то вниз. По выходу из лифта начался строгий коридор без излишеств, если не считать биопласта «под чешую».

Звукоизолирующие двери, люминат потолка…

Пиноккио обернулся на ходу:

— Тут раньше наше консульство было. В прошлом году съехали. А дом вещуны за бесценок выкупили…

— Вещуны?

— Ну, вещательная компания. Пришлось достраивать «купол»…

За дверью с номером XXXVIII обнаружилась уборная. Из кресла навстречу гостям взлетел франт в роскошном сюртуке и темно-красных лосинах. Он сверкнул лучезарной улыбкой, как если бы снимался в рекламе геля для зубов, и заученным движением откинул голову назад, тряхнув взбитым чубом.

— Благодарю, Марий, вы пунктуальны. Феликс Киприан, ведущий программы. Ну-ка, повернитесь, дайте на вас посмотреть…

От франта исходил напор кипучей, упругой энергии. Лючано невольно заулыбался в ответ и, забыв поздороваться, начал вертеться наподобие модельной дивы.

— Замечательно! Я вижу, у вас есть сценический опыт. Это ваша повседневная одежда?

«Честно ответить, что никакой другой не успел обзавестись?»

— Да.

— Отлично! Ключевое слово в названии нашего шоу — жизнь! Естественность, натуральность… Впрочем, капелька грима не повредит. Прошу в кресло!

Гостем занялся пожилой молчун-гример. В представлении Тартальи он походил на шестирукое брамайнское божество, ловко орудуя аэрозолями-распылителями, кисточкой, пуховкой, виброгребнем и тональным оптимизатором на длинной штанге с полудюжиной сочленений. Закончив, гример позволил объекту бросить взгляд на контрольный дисплей.

— Вы — виртуоз!

Облик Лючано не изменился. Но на дисплее он теперь смотрелся куда выразительней, чем в зеркале, а в зеркале — стократ выразительней, чем в жизни.

— Время-время-время! — прервал славословия ведущий. — Начинаем через пять минут. Вы не против, если я буду звать вас по имени? Отлично! А меня зовите Феликсом. Пройдемте в студию. Это здесь я балаболю без передышки, а в студии работать языком придется вам. Мое дело — вопросы, и все. Готовы?

— Да.

— Прекрасно! Только не надо этих односложных реплик: да, нет, помню, не помню… Накручивайте подробности, яркие детали. Народу это интересно…

«Чтоб ты сдох, болтун!» — мысленно выругался Лючано, когда они с Феликсом оказались в зале, полном людей. Он-то думал, что в студии они будут вдвоем. А тут — целая толпа зрителей! Трибуны амфитеатром — синий сектор, желтый и красный. Человек сто, не меньше. Все, естественно, помпилианцы.

— Двухминутная готовность! Мы в курсе, как приветствовать гостя? А ну-ка: изобразили!

Амфитеатр ответил слаженной, бурной овацией. Чувствовалось, зрители имеют опыт и хорошо знают, что от них требуется.

— Мо-лод-цы!

Расположившись на подиуме, за круглым столом, вполоборота к залу, Феликс жестом пригласил Лючано сесть напротив. «Не переживай, — подмигнул он, — сделаем конфетку!» Ведущий был Тарталье симпатичен, в отличии от вредного ланисты. Да, имидж, игра, наработанные психологические приемы. Но симпатии не прикажешь! Обаятелен, хитрюга…