Двенадцать подвигов дурностая - Александр Франк

Я был прав, как только стемнело, на улицах исчезли прохожие и погасли фонари, мы отправились в покинутую лавку.

Как я и ожидал, дождь не прекратился, пожалуй он стал еще сильнее. НО худо-бедно, но мы добрались до лавки. Луч потайного фонаря врывал из темноты некоторые разрозненные детали, точнее они были не только разрознены в философском смысле, но и разрознены в физическом, то есть, разорваны, разбросаны, разобщены на максимально возможное расстояние. Ну синонимы вы далее сможете подобрать сами в силу ваших литературных и филологических способностей. Но как бы то ни было, похоже, что хозяин покинул лавку в большой спешке, попутно уронив массу склянок и вылив на пол кучу дорогих, наверное, смесей, эссенций, вытяжек. Такое конечно могло быть возможным, но принципу той жне бритвы, наверное, какой-то местный парикмахер, говорил что скорее всего нашего давешнего знакомого просто похитили. Дополнительным аргументом в пользу такой версии была смятая пастель Пьера. Больше нам делать было нечего, пора было уходить обратно. А то вдруг некоторые подозрительные личности. Шатающиеся по ночам возьмут и проникнут в помещение.

Не успели мы выйти на улицу, как к нам прицепился какой-то местный нищий в темных очках, выскочивший как черт из табакерки из ближайшей подворотни. И зачем ему в столь поздний час понадобились очки?

— Подайте на пропитание, загнусил он жалобным голосом, прихватив божественную за рукав. Анойя недоуменно смотрела на нищего. Будь я на ее месте и с ее возможностями, то я бы просто испепелил голодранца. Будь я просто на ее месте, то я бы прикинулся, что меня тут нет и ушел бы спокойно домой, но Анойя почему-то остановилась и золотой перекочевал в ладонь нищего.

— Да благословят вас Ио и Анойя, — пробормотал нищий, пряча монету в карман своего потрепанного камзола, — да не оскудеет рука дающего и его карманы.

Я был готов поспорить на свой хвост, что в этот момент брови божественной поползли вверх. Мои тоже, но мои от неслыханной и невиданной щедрости

— Ну Ио понятно, а причем тут Анойя? Мне действительно интересен этот момент, — богиня чуть склонилась к нищему от которого несло ароматами ближайшей свалки, мне становилось все дурнее и дурнее.

Нищий протянул правую руку:

— Мадмуазель интересуется народными сказаниями и легендами? Она в этнографической экспедиции? Мадмуазель щедро заплатит за те алмазызнаний, что я предложу ей? Старый Михаэль ответит на все ваши вопросы? Если у вас будет достойная плата, — и он протянул руку. Вот нахальство! Очередной золотой перекочевал в собственность попрошайки.

— Мадмуазель безусловно знает, что божественная Анойя отвечает за вещи, застрявшие в ящиках стола. Она хоть и относится к числу малых богов, но особо почитаема людьми нашей профессии.

— Ну, немного в курсе, я так раз об этом писала курсовую в прошлый семестр, — с достоинством ответила богиня. Очевидна хитроумная решила выдать себя за студентку.

— Так монеты, это по сути те же вещи. И я возношу ежедневно свои мольбы милосердной, чтобы эти маленькие и большие кружочки не застревали в карманах прохожих, когда они тянутся рукой в карман, чтобы одарить бедного Михаэля. Да будет она благосклонна к несчастному слепцу.

— А когда ты сам тянешь свои руки в чужой карман, ты возносишь молитвы, чтобы монеты не застревали в нем, — ехидно спросила божественная.

— Старый Михаэль чтит Свод о наказаниях этого великого города. Он не преступает закон…

Анойя хитро усмехнулась.

— Хорошо. Да будет так. А бедный Михаэль всегда проводит ночи в этой подворотне?

— Увы да, люди бывают черствы и жестоки, и бедному Михаэлю приходится ночевать тут. Скажу по секрету, тут очень удобный угольный ящик, в нем легко укрыться от ветра и дождя. Так что Михаэль хоть и не спит на белых простынях, он спит в теплом месте, — нищий опять протянул руку и вновь разжился золотым.

На мой профессиональный взгляд добросердечная была слишком добросердечной. Стоило и поубавить пыль в раздаче милостыни. Мы и так странно работали в этом городе, почти задаром.

— А когда несчастный Михаэль спал тут последние ночи, он не видел ничего подозрительного и странного, — глаза Анойя заблестели в предчувствии информации, в руках появилась очередная монета.

Очевидно золото испускает какие-то особые лучи, невидимые простым взглядом. Потому что наш назойливый собеседник как-то странно подергал головой из стороны в сторону и зашмыгал носом.

— Михаэль бедный больной старик. Память у него уже не та, годы и плохое питание берут свое. Надо бы обратиться к местным эскулапам, а денег у него нет. Кто поможет Михаэлю, кто спасет его, — притворно запричитал наш собеседник и запрокинул лицо в небо.

— Да, медицина в городе не слишком дешева, я думаю пять золотых будет достаточно для того чтобы нанести визит к городскому медицинскому светилу?

— О мадмуазель добрый человек, очень добрый и щедрый. А Михаэль очень и очень болен. Когда он приходит к врачам те падают в обморок от ужаса, когда понимают насколько больной человек перед ними. О это ужасная история. Я думаю… Я думаю, что не меньше десяти монет может стоит такой визит.

Анойя не стала торговаться бросила в протянутую руку мешочек с золотом. Я же был вне себя от возмущения. Так разбрасываться нашим достоянием. Это было ужасно, это было нечестно. Не знаю, как там Михаэль, но буквально почувствовал костлявую руку голода на моей грациозной шейке.

— Тут пятнадцать монет, после того как подлечите память, подлечите и глаза, — небрежно, как бы походя заметила слепосердечная. Ибо она видела муки нищего, а не видела в упор мои.

— О я буду молить о вас Ио. И так три дня назад к этому подъезду подъехала черная карета, запряженная шестеркой черных лошадей. Все такое черное-черное и темной ночью. Ужасная, мрачная картина. Будь у меня больше волос, то они бы встали дыбом и стояли до сих пор. Даже окна у этой кареты были зашторены. Из нее вышли два солидных и состоятельных господина. Бедный Михаэль хотел вопросить у них немного меди, но сразу же увидел что сердца у них черствые, как корка хлеба, пролежавшая в подворотне в течении года.

Бедному Михалю не достучаться до их милосердия, поэтому он тихонечко сидел в своей подворотне и ждал… Между тем в доме был шум и грохот, такой силы, что можно было подумать в доме идет гроза с громом и молниями. Минут через тридцать из дома вышли уже трое. Но как трое, двое вышли, а третьего они тащили с собой. Не самый лучший способ передвигаться по городу, замечу я вам. Один из