Андрей Ерпылев - Один в поле
Труднее всего давались «канонирам» стрельбы по мишени.
Пустой бочонок из-под сухарей сбрасывали за борт и, отплыв на приличное расстояние, поливали море вокруг него металлом. Попадание за все проведенные стрельбы было лишь одно, да и то, скорее всего, случайное — снаряды всегда ложились за мишенью, без толку вздымая водяные столбы. Попробуй объясни гражданскому азы баллистики, вбиваемые в солдатские головы первым делом: вылетевший из ствола орудия снаряд летит по сложной траектории — сначала на него действует сила отталкивания, исходящая из Мирового Света, и лишь потом — особое ускорение, поднимающее траекторию вверх… Это невозможно было понять, это не поддавалось обычной логике, но это было многократно доказано опытами. Как и во многих связанных с военным делом случаях, тут следовало отбросить гражданскую логику и включить военную: есть — значит есть. Не проверять умозаключениями, а зазубривать и помнить. И Рой с командиром пытались вдолбить в чересчур умные головы «шпаков» эту военную премудрость.
Похоже, что в Островной Империи придерживались таких же взглядов. Поскольку единственный удачный выстрел произвел все-таки Туурлан…
Айкр долго не попадался Рою на глаза. Он, как и Слепой, не появлялся в кают-компании, предпочитал пищу, приготовленную собственными руками и по собственным рецептам. Старик как-то со смехом принялся живописать, что именно и каким образом айкр готовит себе на обед, и тем самым отбил аппетит всем. После рассказов о сырой рыбе под сахарно-мучным соусом и прочих «изысках» привычные блюда просто не лезли в горло. Да и по занятиям своим Гаал теперь обитал с островитянином как бы в разных плоскостях, и нельзя сказать, чтобы молодой человек тосковал по общению с пусть и бывшим, но все равно врагом.
И каково же было его изумление, когда однажды, при случайной встрече в узком коридоре (оба спешили по своим делам), Туурлан отвесил ему церемонный поклон.
— Спятил, что ли? — растерянно спросил Рой, с опаской думая, что у айкров, возможно, с такого вот поклона начинают убивать противников и надо бы выставить блок на всякий случай.
— Я благодарить тебя. — Лицо островитянина как обычно было непроницаемо. — Я мог умирать, не исполнив свой долг. А ты не дал это. Теперь я долг тебе. Теперь у меня два долг.
— Да брось ты! — махнул рукой капрал. — Ты бы разве мне не помог, если что?
— Нет, не помог. Мой долг только Копченый, не ты. И не другой. Остальные — враг. Теперь — долг тебя тоже.
— Ничего не понял… Слушай, Туурлан: не надо долгов. Ты тонул — я помог. Замнем для ясности.
— Мой все равно твой долг. Потом.
— Ну, потом, так потом…
Молодые люди разминулись, не прощаясь, а Рой после этого разговора надолго задумался…
* * *— Накаркал Копченый…
Почти весь экипаж «Отана» столпился у правого фальшборта, разглядывая кто в бинокль, кто просто так, из-под ладони, белесую, совсем нестрашную козявку, карабкающуюся, будто муравей по краю гигантской миски, по вздыбленному морю на пределе видимости. Определить, что это такое — Белая Субмарина или просто какое-нибудь морское животное, не представлялось возможным: в окулярах бинокля изображение плыло и дрожало, искажаясь до неузнаваемости. Иногда казалось, что четко видны обе боевые рубки вражеского корабля, а иногда не менее четко вырисовывалась голова на длинной шее или режущие волну плавники.
Непонятный объект двигался параллельным курсом, не приближаясь и не удаляясь, ровно выдерживая скорость, и непонятно было даже — виден оттуда ковыляющий вдоль берега «Отан» или нет. Серо-желтые дюны как раз сменил сплошной камень, и экипаж надеялся, что неровная окраска транспорта (уголовники напропалую халтурили, расписывая ржавые борта серым) позволяет ему сливаться с прибрежными скалами. Впрочем, надежда таяла, стоило было поставить себя на место «белых»: пестрая козявка на свинцовой глади смотрелась еще четче того, что можно было при желании спутать с барашками на волнах. Очень большим таким барашком. Огромным.
— Готовьте баркас! — приказал капитан, опуская бинокль. — Провизию, воду, оружие, боеприпасы…
— Это почему еще? — прищурился Копченый.
— Я принял решение покинуть корабль, — гордо ответил господин Луду. — Если это Белая Субмарина…
— Если это Белая Субмарина, то что ей помешает захватить «Отана», высадить десант и переловить нас на берегу, как кроликов? А потом потешиться вдоволь.
— Что вы предлагаете?
— Предлагаю подготовить шлюпку и высадить на берег всех, кто не может держать в руках оружие, — больных, женщин, детей, стариков…
— Вы с ума сошли? Откуда у нас на борту дети?
— Но больные ведь есть, — улыбнулся Копченый. — И старики.
— Ну хорошо… А что дальше?
— А дальше мы примем бой.
— Это сумасшествие! У нас на борту тысячи тонн взрывчатки! Да один шальной снаряд…
— Мы примем бой.
Сказано это было так твердо, что ни у кого не нашлось слов для возражения…
Лодка со Стариком на веслах и отчаянно крутящим замотанной бинтами головой Слепым на корме уже скрылась среди прибрежных камней, а Рой, Туурлан и Копченый, обливаясь потом, таскали во вторую шлюпку припасы, когда с моря донесся глухой удар.
— Началось… — с грохотом выронил на палубу жестянку с сухарями командир. — Боевая тревога! По местам стоять!
«Букашка» в серой морской дали превратилась в точку, и точка эта стремительно росла в размерах…
Рой только успел натянуть каску, как над головой послышался рвущий воздух звук, и его капрал отлично помнил. За спиной, между выжимающим из стареньких машин всю возможную скорость «Отаном» и береговыми скалами, вырос водяной столб, мгновением позже обрушившийся вниз водопадом. Соплеменники Туурлана показывали, что они не шутят: калибр разорвавшегося снаряда, судя по всему, вдвое, если не более, превышал тот, которым располагал транспорт.
«Спаси меня, Мировой Свет!» — молился про себя Рой, автоматически приводя кормовое орудие в боеготовность и наводя прицел на приближающийся вражеский корабль, который теперь, вблизи, спутал бы с морским чудищем лишь круглый идиот.
— Огонь!
Латунные гильзы с грохотом и звоном застучали по палубе, глотка заполнилась привычно-приторным духом сгоревшего пороха…
Сражение началось…
* * *Сражение окончилось до обидного быстро.
Рой не успел расстрелять и пяти снарядных кассет, как замолчало баковое орудие и стало ясно, что «Отан» обречен. Подожженная прямыми попаданиями, полыхала рубка, черный смолистый дым заволакивал всю палубу, и из него вдруг выскочил перемазанный копотью капитан без фуражки, в окровавленной тужурке.