Андрей Марченко - Литерный эшелон

– Насколько я понял, казнь пришлось откладывать…

– Надо же какой бардак! – возмутился большевик. – Мы бы такого не допустили! Казнили бы точно в срок! А то и раньше!

И он нехорошо посмотрел на Данилина, явно показывая, кого бы он казнил до приговора суда. Но Андрей печально полуулыбнулся: руки коротки.

Наконец заказ был выполнен: четыре медальона размером со сливу в серебре на серебряных же цепочках. Они раскрывались словно створки раковины. Внутри было две фотографии: сам Андрей в летной форме и его семья: Аленка, Фрол и Таюта… По торцу мелкими, незаметными буквами шло: «Мастерская бр. Сансонъ. Петроградъ, 1917.»

А утром следующего дня Данилин-старший положил в карман свой «парабеллум», две коробки патронов и позвал Фрола. Вдвоем пошли в парк, и там, в овраге Андрей впервые вложил в пальцы сына пистолет.

– Надо, сынок, учиться прицельной стрельбе…

В английском посольстве жгли бумаги и проверяли оружие.

И то и то делали спокойно, без паники.

Каждую бумажку, прежде чем отправить в пламя, читали еще раз: действительно ли она не нужна?

Получалось нечто вроде ревизии. Освобождалось место в разбухших от переписки шкафах, сейфах. На пустое место становились иные, тонкие папочки. Случись что – они сгорят быстрее, куда быстрее…

В ящики с толстыми стенками складывали другие документы: архив готовили к отправке в Англию – пока еще работает дипломатическая почта.

Сухо стучала печатная машинка в кабинете Астлея. Перед офицером лежали листы бумаги, с которых Джерри перепечатывал фамилии. Они ложились на бумагу ровными строчками. Работа шла не то чтоб быстро – Астлей старался разместить имена в алфавитном порядке, словно стараясь внести хоть какое-то подобие системы в этом враз обезумевшем мире.

Приходилось сверять: не упомянута ли иная фамилия дважды. Впрочем, горшей ошибкой было бы вовсе пропустить какое-то имя.

Будто бы работа была закончена. Внизу листа Джерри допечатал дату и место для подписи. Проверил сделанное, остался будто доволен. Отпечатанный лист вынул из машинки, собрал остальные.

Вышел из кабинета. По дороге подошел к камину, выбросил в него черновики. Те сгорели мгновенно, словно порох.

Уже у кабинета посла остановился, перечитал список еще один раз. Так и есть. Одной фамилии не хватало.

Джерри задумался: перепечатывать лист не хотелось. К тому же совершенно не было времени. Поэтому Астлей зашел в соседний отдел, попросил перо, и прямо на подоконнике дописал еще одно имя.

Затем – вошел в кабинет Джорджа Бьюкенена, британского посла в Российской империи. Протянул лист бумаги. Пояснил:

– Список лиц, подлежащих немедленной эвакуации.

Посол кивнул: заголовок он прочел. Глазами пробежался по списку, кивая головой. Лишь в самом конце взгляд задержался на фамилии дописанной чернилами.

– Данилин Андрей Михайлович с семьей? – спросил Бьюкенен. – Это кто такой?

– Мой хороший друг. Русский летчик. Ас. Одиннадцать подтвержденных воздушных побед.

– Не забывать о друзьях – это весьма по-джентельменски. Однако вы должны отличать личную жизнь, и работу.

– Этот человек имеет опыт полетов на самолете, запущенном с дирижабля. Опыт взлетов и посадок. Я подумал, что он может быть полезен при строительстве авианосного флота.

– В самом деле… Это решительно все меняет. У вас интересные друзья.

На положенном месте посол поставил свою подпись. Поместил лист в лоток для бумаг принятых к исполнению.

– Вот и все в порядке?..

– Как будто все… – согласился Джерри.

Астлей вернулся в кабинет, положил в карман револьвер и вышел из посольства.

Вернувшись домой Андрей и Фрол застали дома другого мужчину.

В гостиной Джерри Астлей развлекал барышень. Аленка улыбалась гостью, тот был ответно мил. Таюта сидела на колене англичанина и лопала бутерброд с джемом. Выглядела абсолютно счастливым ребенком.

– Вы зря пришли сюда в мундире да еще и при погонах, – сделал замечание Андрей. – Совершенно скотские времена – я сам хожу в гражданском платье.

И тут же прикусил язык. Сколь бы отвратным не было бы положения, Данилину бы не хотелось расстраивать детей.

Разговор принимал оборот малоприятный, но было ясно: в это время от подобных тем никуда не деться.

Поэтому Аленка вызвала тетю Фросю, чтоб она забрала детей.

– Революция – это ваше внутреннее русское дело. Меня оно, как английского подданного не касается.

– Вы это совершенно зря сказали. Я слышал, на прошлой неделе на Литейном пьяные матросы расстреляли одного офицера с английской подводной лодки.

– Пьяные матросы? Вы не поверите, но меня они тоже останавливали!

Аленка прикрыла лицо в испуге:

– И что они с вами сделали?

Все также лучезарно улыбаясь, Астлей ответил:

– Не они со мной, а я с ними. Сказал, что у меня есть мандат, но вместо него достал револьверы – и перестрелял их всех.

При этом предельно понятно было: он не шутит.

– …Но должен признать: Россия погружается во мрак… – продолжил Джерри.

– Может, обойдется?.. – спросила Аленка.

– Не обойдется…– на чистом рефлексе ответил Андрей.

Ему вспомнилась речь Ленина, услышанная на Финском вокзале.

– Ваш муж прав. Кровь – это тот самый напиток, к которому привыкают скорей всего. Пролитая раз, она требует отмщения и продолжения банкета. Как писал ваш классик… «Русский бунт – бессмысленный и беспощадный?» Впрочем, я пришел вас совсем не запугивать. Андрей, у меня к вам дело. Хотя вашей жене наверняка тоже будет интересно… В Мурманске стоит корабль его Величества «Уриил». Через три дня он разведет пары и уйдет на Эдинбург. Я уполномочен предложить вам каюту на корабле и работу в Англии. Нас очень интересует ваш опыт полетов с аэроносителей. Может, мы бы смогли применить ваш опыт на кораблях.

– Хм… Хм…

– Я понимаю. Понимаю, что вы не кинетесь ко мне в ноги, словно вашему спасителю. Понимаю, что сейчас вы должны мне отказать. Сообщить, что вы, как русский человек не можете бросить свою страну в тяжелый момент… Это будет столь же патриотично… Сколь и глупо…

– А вы в ответ должны призвать меня подумать о своей семье, о своих детях.

– А действительно: подумайте.

И Андрей действительно задумался.

«Скобелев» сейчас на заводе. Германец… Порой казалось, что на Невском уже слышно канонаду немецких орудий.

Но не это казалось страшным. Более пугали матросы, в немыслимых клешах и с затуманенным кокаином взором.