Сурен Цормудян - TOD MIT UNS

— Он же дружен с тамошним командиром.

Самохин оскалился.

— Да шпик этот твой Тигран. А Стечкин, последний диктатор на планете. И весь его режим, гнилой. А дальние рейды, не признак процветания. Может они ищут, что захватить и оккупировать. Ты не думал об этом, умник? А вообще… Правильно, что не думал. Не думай. И давай, парень, договоримся так. Ты занимаешься своими крысиными норами, а я политикой. Как внешней, так и внутренней. И не лезь не в свое дело.

Последняя фраза была произнесена с нескрываемой угрозой.

— Да нужна мне ваша политика…

— Ну, вот и славно. Только, что мне прикажешь делать с твоими исследованиями? Одного помощника ты потерял. Другого покалечил. У меня тут не фабрика клонов. А от твоих исследований пока одни убытки.

— Мне никто не нужен. — Мотнул головой Александр, и ему самому стало холодно от этой мысли.

— Вот значит как? — Самохин выпустил клуб едкого дыма прямо в лицо собеседника. — А ты смелый стал?

Колоссальный рукотворный вал, возвышающийся местами на два этажа над крепостным рвом, наполненным водой и давно заросшим тиной. Монументальный комплекс из красного кирпича был обвалован землей и так же сверху покрыт грунтом, давно поросшим деревьями и кустарником. Наземные помещения, практически все занимались под хозяйственные нужды. Окна были заложены кирпичом и глиной, но кое-где, они пропускали свет. Укрывшиеся от апокалипсиса люди довольно быстро пришли к мнению, что следует в несколько слоев вставлять автомобильное стекла, наглухо обмазывая края глиной. Воздух такие стекла не пропускали. Много света тоже. Но это был хоть какой-то свет, проникавший в оранжереи и питомники для животных. Немало людей, занятых на замуровывании проемов и окон, ведущих во внешний мир из форта, впоследствии пало от лучевой болезни. Но дело было сделано. Огромные секции пятого форта были изолированы от внешнего мира. Кое-где, окна превращались в воздушные фильтры. Они блокировались с двух сторон от толстой крепостной стены в несколько слоев мелкозвенной сеткой из оптовых магазинов, торговавших когда-то стройматериалами. Дальше шел поролон. Между слоями поролона засыпался специальный уголь с ближайшего военного склада, коих в области было бесчисленное множество. Качество такого фильтра, конечно, оставляло желать лучшего. Однако это было лучше, чем ничего. Со временем, частые в этом регионе сильные ветра минимизировали последствия радиоактивного заражения. Однако позже пришла другая напасть. Химические дожди и туманы, гонимые со стороны моря. И хотя они были не так часты, как на побережье, тем не менее, поверхность оставалась враждебная. Это были и остаточные очаги радиации, химическое заражение, сильное ультрафиолетовое излучение, видимо ставшее следствием разрушения озонового слоя, вызванного множеством высотных ядерных взрывов противоракет основных стран-участников массового вымирания на земле. А еще таили в себе опасность дикие собаки, невесть каким образом превратившиеся в настоящих гончих дьявола, а так же мошкара в заболоченных участках, способная довольно быстро собраться в огромную тучу и поразить незащищенного человека укусами, вызвав у него страшную лихорадку, чаще всего кончающуюся смертью. Группы рейдеров общины, отправлявшиеся на поверхность в дальние вылазки с целью очередной ревизии руин Калининграда, еще поговаривали о странных и крупных следах еще каких-то существ. Однако «счастье» повстречать таковых пока людям не улыбалось.

Александр шел по нижнему уровню. Подземному. Коридоры здесь были практически круглого сечения, словно тоннели метро, которого в Калининграде не было, хоть и были планы о его постройке. Всюду опостылевший кирпичный цвет аккуратной немецкой кладки. В некоторых местах почерневший потолок. Здесь бушевал огонь во время штурма цитадели немыслимое количество лет назад, когда Красная армия несла возмездие вероломному врагу на его же земле. В большинстве тупиковых веток, являвшихся видимо складами у немцев, были оборудованы жилища. Небольшие «квартиры» из перегородок, сделанных с использованием древесноволокнистых плит, досок, фанеры, картонной тары и бесчисленных километров скотча. Жилые помещения располагались на деревянных настилах собранных из полет. Освещение в жилищах давали в основном лучины. Некоторое время назад, появилось даже электричество. Именно благодаря изысканиям Загорского, который обнаружил в глубинных уровнях, построенных гораздо позже, уже при нацистах, электрогенераторы, работавшие от течения грунтовых вод. Ремонт генераторов позволили осветить коридоры пусть и тусклым, но все-таки электрическим освещением. Странно, что при этом Самохин говорил о бесперспективности исследований Крота, впрочем, комендант никогда не любил признавать чих-то заслуг.

Собственно, сейчас не это заботило Александра. Он шел и думал о своей фразе. Ему никто не нужен. Ну конечно. Он бы один прекрасно справлялся с блужданиями в казематах, оставшихся от нацистов и открытиями новых территорий. Однако был существенный фактор, который не позволял ему этого делать. А именно, фактор страха. Нет, Загорский не боялся призрака пятого форта, сказками о котором жители общины пугали друг друга, особенно после нескольких затяжек самокруткой с желтым мхом. Он панически боялся одиночества, темноты и катакомб. Этот страх не был врожденным. Он появился тогда. За те пять дней отчаянья, предшествовавшие катастрофе, сменившей его личное горе, горем всего человечества. С тех самых пор он боялся. Но страх этот выступал в его рассудке в диссонирующем симбиозе с непреодолимой тягой к исследованиям и поискам мифического подземного города.

Так почему он вдруг заявил, что ему не нужны спутники? В силах ли он побороть свой страх и продолжать свою многолетнюю работу в одиночку? Думая об этом, Крот подошел к своему жилищу, отворил навесной замок на фанерной двери и шагнул в темноту. Здесь, среди людей, что бормотали и кашляли повсюду за стенками, этот страх не работал, и тьма была лишь неосвещенным жилищем. Чтобы дойти до койки, ему и не нужен был свет. Многолетняя жизнь здесь, сделала каждое движение у себя дома инстинктивным. И он безошибочно подошел к кровати, закрыв за собой дверь. Лег на нее, морщась от скрипа, и притих. Теперь, когда воцарилась тишина и только далекие глухие голоса других жителей общины слышались в подземелье, он явственно ощутил, что в его жилище еще кто-то есть.

— У меня дед Прагу освобождал. Собак этих бил с сорок второго. Да не уж-то я…

— Командир. Нельзя туда ехать. Может это ловушка?