И Намор - В третью стражу [СИ]

    На самом деле говорили они, как ни странно, мало, и на это, по-видимому, у каждого имелись веские причины. Чувствовали настроение друг-друга и не пытались говорить ради самого факта разговора. Но и напряжения или неловкости от длинных пауз между короткими репликами не испытывал ни он, ни она. Напротив, и у Олега, и у Татьяны было ощущение облегчения, а почему так, каждый знал и сам, вернее понял позже, когда уже расстались.

    Около восьми они зашли в бар неподалеку от порта, выпили по рюмочке коньяка и там же простились. Идти дальше Таня должна была уже одна.

    — Удачи! — Сказал Олег, глядя ей прямо в глаза. — И до встречи. Я буду ждать тебя в Брюсселе.

    — Скажи, Олег, — было очевидно, что Таня решилась, наконец, озвучить часть того, что непроизнесенное ощущалось дальним фоном все время их не слишком содержательного разговора. — Ты ведь здесь не один?

    Конечно, можно было и отшутиться, сказав, что, разумеется, — нет, поскольку вместе с Таней их двое. А еще можно было сделать вид, что не понял, о чем идет речь. Были и другие варианты. Но Олег решил сказать правду. Сразу, без лишних раздумий решил, почувствовав, что так будет правильно.

    — Нет. — Сказал он. — Нас трое. Со мной здесь два моих старых друга.

    — Значит, трое. — Кивнула Таня.

    — Четверо. — Поправил ее Олег.

    — Пятеро. — Она снова смотрела ему в глаза.

    — И кто же у нас пятый?

    — Ее зовут Катерина Николова.

    — Болгарка?

    — Здесь.

    — А там?

    — Она из Питера. Но это она пусть тебе сама рассказывает. В Париже оставь ей записку у портье в отеле "Одеон", и она придет на встречу.

    "Не проболталась ... Надо же!"

    — Правильное решение. — Кивнул Олег. — Когда приедешь в следующий раз, познакомлю тебя со всеми остальными. Пять человек – это сила.

    — Прощай.

    — До свиданья! — Поправил Таню Олег.

    — До свиданья! — Улыбнулась она и неожиданно, резко привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.

    А где-то сзади – то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег "сводный духовой оркестр" грянул "Прощание славянки", и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так к стати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего такого, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то была! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на "японскую"[130] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но так или иначе, она была с Олегом – эта тревожная мелодия – здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.

    Вверх... Вниз... Вверх... И снова вниз...

    "Кончится это когда-нибудь? — Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. — На койке". — Поправила она себя через "не могу" — Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь для чего тут бортик, но вот желудок...Ох!".

    Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час, после того, как "Сибирь" отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.

    "Ох, мне! Хорошо хоть шифровку составить и отдать успела... А Олег несколько странно себя вел, не находишь? Не подкалывал как обычно... Или просто не до смеха стало?"

    "Он мне нравится!" — Эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго — Жаннет.

    "Я вся такая порывистая, вся внезапная такая. — Хмыкнула Татьяна. — Молчала бы шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант – будто бы летчик, и снова Рихард и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?"

    "Так получалось". — Звучит виновато, но никаких особых переживаний не чувствуется.

    "Дура! — А это как раз эмоция, и, не сказать, что слабая, потому что желудок вот-вот убежит... — Рихард – это же Зорге! Тот еще... дамский мастер!" — "Так получалось" — передразнивает Татьяна... сама – себя. — Так получали! Тебя РАЗРАБАТЫВАЛИ, милая, и не говори, что нет! И физически, и психологически – чтоб не привыкала к одному человеку, и, не дай бог, не влюбилась. Как проститутку готовили. А что завтра предложат? Стать любовницей Гимлера или Геббельса? Правда, хромой гад славянок, говорят, предпочитает..."

    Но, видимо, от общей слабости организма Татьяна палку-то перегнула, и тут уже не выдерживает Жаннет:

    "А ты сама-то, чем лучше!? Раз обожглась, а потом выбирала! Этот не хорош, тот дурак... Третий и вовсе тюбик зубной пасты не закрывает! Какой кошмар! Мама тебе что говорила? — "Терпимей будь к людям, Таня! С твоим характером одна останешься!" — Как в воду глядела!"

    "Много ты понимаешь!" — Возмутилась Татьяна, которую этот странный моно-диалог несколько отвлек и от качки, и от связанного с нею состояния. — Ты меня поучи, болезная! Поучи!"

    Но странное дело. Чем сильнее гуляли у нее эмоции, тем "живее" и активнее становилась на самом деле не существующая уже Жаннет.

    "Сама стерва старая! — Перешло в контрнаступление альтер эго. — Какого черта ты Олегу нервы мотаешь? Отлично понимаешь – сам он тебя в постель не потянет, и будет делать вид, что всерьез воспринимает твои non probant prétexte[131], и будет ждать, пока ты сама не запрыгнешь, созрев, или не запрыгнешь совсем, перестав ему голову морочить!"

    "А почему, кстати, ему самому активность не проявить? — Попыталась защититься Татьяна. — Ну там, в Москве, допустим, понятно, жене изменять не хотел... Впрочем, другим жены обычно не мешают... Да он меня просто придумал!"

    "Возможно! Что это меняет? Вот и выбери его... Сама!"

    "Все! Уймись! Голова раскалывается!"

    "Шизофрения?"

    "Почти".

    Качка...

    "Уф..."

    Но Жаннет действительно притихла, ушла, растворилась в тумане, колышущемся на краю сознания.

    Вверх... Вниз... И опять вверх... Январское Северное море – это не летняя прогулка вдоль побережья Черного. "На теплоходе музыка играла, а я одна стою на берегу..."

    Одна... Теперь у Тани пошла спокойная цепь воспоминаний, не прерываемая вмешательством подсознания.

    Сама... Ну да, симпатичный, временами даже более чем, если бы влюбилась – закрутила бы так – мама не горюй. Однако же не закрутила, Значит, не влюбилась? А он женат, да и ...