Стивен Кинг - 11.22.63

— Да сухосракая старая баба ничего не понимает. Я чувствую себя прекрасно. — Он встряхнул своими засаленными космами, чтобы показать, какой он молодец. Лицо у него побледнело еще сильнее. Рука, в которой он держал свой японский штык, дрожала точно так, как до полудня дрожали у меня руки. — Ты хочешь дослушать или нет?

— Конечно.

Я украдкой кинул взгляд на часы. Было уже десять минут шестого. Время, которое тянулось так медленно, теперь ускорилось. Где сейчас находится Фрэнк Даннинг? Все еще в маркете? Я думал, вряд ли. Я думал, он сегодня ушел с работы рано, возможно, сказав, что хочет повести своих детей на «козни или лакомство». Вот только не это было в его планах. Он сидел в каком-то из баров, но не в «Фонарщике». Туда он заходил выпить одно пиво, самое большее мог выпить пару. То есть, с такой дозой он справлялся — если взять как пример мою жену, а я думал, что она является вполне корректный примером, — но шел оттуда всегда с пересохшим горлом и мозг его алкал добавки.

Нет, когда он испытывал настоящую потребность залиться вхлам, буквально выкупаться в пойле, он выбирал для этого какой-нибудь из более грязных баров: «Спицу», «Тусклый» или «Ведро». Или даже какую-то из тех абсолютно похабных гадюшень, которые нависали над загрязненным Кендаскигом — «У Волли» или еще более непристойный «Парамаунт лаундж», где большую часть стульев возле барной стойки обычно занимали древние проститутки с напрочь задрапированными косметикой лицами. А рассказывает ли он там анекдоты, от которых хохочет весь зал? Отваживается ли хоть кто-нибудь там с ним общаться, когда он уже полностью погрузился в работу по тушению этиловым спиртом раскаленного угля злости на задворках собственного мозга? Едва ли, если тот кто-нибудь не возжелает срочно поискать услуг дантиста.

— Когда моя сестра с ее сыночком исчезли, они тогда с Даннингом жили в маленьком съемном домике там, дальше, на городской границе, где уже начинается Кешмен. Он дико пьянствовал, а когда он дико пьянствует, он распускает свои кулаки. Я видел на ней синяки, а однажды у Мики вся его крохотная ручка была синей, до черноты, от запястья по локоть. Я спрашивал у нее: «Сестричка, он тебя бьет и ребенка тоже бьет? Так как тогда, я его самого отпиздячу». А она мне — нет, но, когда говорит это, то в глаза мне не смотрит. Она говорит мне: «Держись подальше от него, Билл. Он сильный. Ты тоже, я знаю, но ты щуплый. Немного более сильный ветер подует — и тебя унесет. Он тебя сильно потопчет». Не прошло и полгода после того, и она исчезла. Смылась, это он так говорит. Но по ту сторону города много лесов. Черт побери, да там, в том Кешмене, вообще, кроме леса, ничего больше нет. Леса и болота. Ты догадываешься, что на самом деле случилось, нет?

Я догадывался. Кто-то мог бы и не поверить, так как теперь Даннинг был уважаемым гражданином, который на вид полностью контролирует свое пьянство, и с давних пор. А также потому, что он излучает вокруг себя этот свой шарм. Но у меня была другая информация, не так ли?

— Догадываюсь, что его перемкнуло. Он мог вернуться домой пьяным, а она ему что-то такое сказала, возможно, что-то такое абсолютно риторическое…

— Рито…что?

Я взглянул на соседний двор через живую изгородь. Там, в кухонном окне, промелькнула и исчезла женская фигура. В имении Даннингов подавали ужин. А десерт будут есть? «Джелл-О» с «Мечтательными сливками»? Вафельный торт «Риц»? Я подумал, что вряд ли. Ком нужны десерты в ночь под Хэллоуин?

— Я имею ввиду, что он их убил. Разве вы сами так не думаете?

— Да… — он казался пораженным, но не менее подозрительным. Думаю, у одержимых всегда такой вид, когда слышат проговоренными и подтвержденными те вещи, которые им самим не давали заснуть длинными ночами. «Тут кроется какая-то каверза», — думают они. Вот только никакой каверзы и не было. А впрочем, и лакомств тоже не было.

Я заговорил:

— Даннингу было сколько — двадцать два? Целая жизнь впереди. Он должен был бы подумать. «О, я сделал страшную вещь, но я могу все поправить. Мы здесь далеко, среди леса, а до ближайших соседей целая миля…» Была там миля, Теркотт?

— Не меньше, — подтвердил он, но как-то через силу. Он массировал себе горло одной рукой. Штык во второй опустился. Мне схватить его правой рукой было бы просто, и вырвать револьвер у него из-за пояса левой тоже не представляло проблемы, но я не хотел этого делать. Я думал, что вирус сам позаботится о мистере Билле Теркотте. Я на самом деле думал, что все будет так просто. Вы видите, как легко забыть о сопротивлении прошлого?

— Итак, он перевез тела в лес и там их закопал, а сам заявил, что они убежали. Расследование, вероятно, было совсем поверхностным.

Теркотт отвернул голову и сплюнул.

— Он из старинной, уважаемой в Дерри семьи. Мои же приехали сюда из долины реки Святого Джона в ржавом старом пикапе, когда мне было десять, а Кларе восемь лет. Говоря прямо, сущая беднота. Как ты думаешь?

Я подумал, что это очередное доказательство того, что Дерри есть Дерри — вот что я думал. И хотя я и понимал печаль Теркотта и сочувствовал ему, тем не менее, тут речь шла о старом преступлении. Меня же беспокоило то, которому было суждено произойти менее чем через две часа.

— Вы приставили ко мне Фрати, разве не так? — Теперь это выглядело очевидным, но все равно меня не покидало разочарование. Я-то считал, что тот по своему характеру такой дружелюбный человек, просто поделился со мной городскими сплетнями за кружкой пива и выжимками лобстера. Доносчик. — Он ваш приятель?

Теркотт улыбнулся, но это больше было похоже на гримасу.

— Я в друзьях у богатого жидка, ростовщика? Хоть бы не умереть от хохота. Хочешь услышать небольшую историю?

Я вновь кинул взгляд на часы на запястье и увидел, что еще есть немного свободного времени. Пока Теркотт будет говорить, старый добрый вирус будет тщательно делать свое дело. Как только он начнет рыгать, так я и прыгну.

— Почему бы и нет.

— Я, Даннинг и Чез Фрати все одного возраста — сорок два. Можешь в такое поверить?

— Конечно.

Однако Теркотт, живя тяжелой жизнью (а сейчас он еще и был болен, хотя и не желал этого признавать), выглядел на десять лет старше тех двоих.

— Когда я и они, то есть мы учились в старших классах еще в старой консолидированной школе, я был помощником менеджера футбольной команды. Все меня звали Тигр Билл — клево, правда? Когда еще был маленьким, я старался попасть в команду, а потом еще, попозже, но оба раза меня срезали. Сильно худой для линии, мистер, сильно медленный для защиты. И так вся история моей долбанной жизни, мистер. Но я любил эту игру, а лишнего дайма, чтобы купить себе билет, не было — у моей семьи не было ничего — так вот я и ухватился за работу помощника менеджера. Красивое название, а ты хоть знаешь, что оно означает?