Алексей Волков - Клинки надежды

Вот кто сегодня ночью был на высоте, так это смоленский помещик. В темноте, ориентируясь больше на звук, он, похоже, умудрился попасть. Во всяком случае, отголоском к стрельбе донесся визг. Так визжит собака, когда вместо куска мяса с остатками штанин получает крепким сапогом по чувствительному носу.

Визг перешел во вполне человеческий стон, затем послышалось яростное рычание, и наступила короткая тишина.

Орловский последний раз посмотрел на трупы.

Все-таки они действительно лежали вперемежку, бабы и мужики, сплоченные накануне желанием разорвать показавшуюся доступной добычу, а вместо этого соединенные теперь смертью.

И несколько детских фигур Георгий также разглядел. Не малышей, но и еще не юношей и девушек. Только борьба со вложенными нравственными установками уже прошла. На время или навсегда, подполковник не загадывал.

Он деловито двинулся назад. Не очень быстро, дабы люди не заподозрили пока неведомую опасность, но и не медленно. Не на прогулке же!

Хотелось же – помедленнее. Чтобы обдумать свои действия в связи с новыми обстоятельствами, наметить лучшие ходы в нынешней обстановке.

Будь с отрядом хотя бы одно орудие, Орловский не колеблясь приказал обстрелять бы село. Да так, чтобы нанести как можно больше разрушений.

Увы! Обещанное орудие прибудет хорошо если к завтрашнему обеду. Скорее же – к вечеру. Палить же по избам из винтовок – только патроны тратить. Ничего ты бревнам не сделаешь, разве щепок отколупаешь. Трехдюймовой гранатой хороший дом не развалить, куда же соваться с трехлинейным патроном?

Мелькнула мысль построить людей в колонну и пройтись сомкнутым строем по улицам. Что недоступно винтовкам, доступно огню. Да только в темноте посреди узких проходов между заборами недолго и нарваться. Налетят из засады, и что? Один залп, может, дать и удастся, потом же рукопашная. Еще неизвестно, у кого будут в ней преимущества, у ощетинившихся штыками людей или у проворных хищников.

Даже кавалеристов с факелами не пустить. Очень уж велик риск потерять их без особой пользы и необходимости.

И тут как стрельнуло. Минеры! Три винтовки и ружье-пулемет Шоша – не такое уж оружие, чтобы в темноте отбиться против волчьей стаи. Пока передернешь затвор, стремительные хищники будут рядом, а уж там…

Вой между тем несколько отдалился. Но, с другой стороны, это же не настоящие волки. Могут сообразить, выделить несколько «певцов» для отвлечения внимания, а основными силами напасть с другой стороны.

– Это местные. Похоже, все они оборотни, – коротко обрисовал ситуацию Орловский ждущим его слов людям.

– Оборотни?

Слово пролетело между солдат, отразилось в душах изумленным эхом, но породило не страх, настоящего страха давно ни у кого не было, – злость.

– Дозвольте, ваше высокоблагородие, мы все их поганое село спалим? – резко выдохнул унтер.

– Днем. Ночью драться между заборов – последнее дело, – отверг предложение Орловский. – Все грузимся в эшелон. Надо прикрыть наших у моста. Стрелять в любой подозрительный силуэт. Выполнять!

Ни бывалый подполковник, ни офицеры, ни солдаты не подозревали, что выстрел часового Федора Скворцова, а затем искусный и своевременный огонь Дзелковского подарил некоторым людям отряда несколько лишних часов жизни.

Да и кому дано знать судьбу?

Под утро на землю пал туман. Он густо скопился в низинах, повис между деревьями в лесах и перелесках и только на вершинах наиболее высоких холмов казался всего лишь густой дымкой.

День обещал быть ясным. Пока же видимость ограничивалась несколькими саженями. А что за этими пределами – среди белесых клубов и не видать.

Григория туман устраивал. Наезженная проселочная дорога вела к нужной цели. Петляла, конечно, как и любая дорога, зато не раздваивалась, не задавала сказочных загадок. Налево пойдешь…

И пусть даже земля под копытами была видна еле-еле, зато никто из местных жителей не мог заподозрить о приближении отряда. Разве по звуку.

Как ни хоронись, то звякнет стремя, то проскрипит колесо, то фыркнет лошадь, недовольная тем, что ее заставляют куда-то тащиться в таком густом тумане…

Авось не услышат! А и услышат – не поверят собственным ушам. Мало ли что порою чудится ранним утром, в тот час, когда первые птахи только начинают робко подавать свои голоса! Кто же заподозрит движение конной полусотни, а с нею – посаженных на подводы сотню пехотинцев при двух пулеметах!

Сила, многократно умноженная внезапностью. Пока местные крестьяне прочухаются, им лишь останется покорно задрать лапки кверху да молить всех святых, дабы эта сила не обрушилась на них всех мощью.

Особо обрушиваться Григорий не собирался. Помнил наставление атамана, что изводить поселян под корень нельзя. Кто тогда кормить будет? Надо их на рассаду оставлять, а уж приплод, он сам появится. Как не появиться, если в деревню пришли такие здоровые и бесстрашные мужики!

Раз Горобец сказал, так тому и быть. Изъять ценности можно и попозже. Чего их с собой таскать? Даже кто припрячет – не беда. Федор вмиг заставит их все потайные места вспомнить! У него это здорово получается. Собрал, в глаза посмотрел, распоряжение отдал, и обыватели сами с радостью волокут все, ценнее перепрелой соломы.

Люди спали на телегах, дремали в седлах. Да и что делать, когда ни черта не видать, хоть глаз коли?

Григорий не был исключением. Вчера было принято много. Пусть крепкий организм не особо страдал с похмелья, однако некоторая вялость чувствовалась. А может, не результат вчерашнего, просто недосып. Почитай, почти каждую ночь кутеж до утра, а то и налет на очередной городишко или село.

Последнее в итоге означало все ту же пьянку. Прикорнешь в вагоне или в бричке, а там уже опять пора за стол садиться, а то и забавляться со всевозможными буржуями, интеллигентами, а повезет – и с офицериком.

Вспомнилось: губастый Яшка просил добыть одного-другого золотопогонника не для забавы, а для, как он выразился, «технических нужд». Словно без офицеров нельзя ни в карте разобраться, ни с другими офицерами схлестнуться!

Не много ли друг Яшка о себе мнит? Все лезет и лезет со своими советами.

Нет, головастый, спору нет, только все одно – неприятно.

Офицера… Где ж его в деревне взять? Кто и был из своих, из крестьян, давно собственные односельчане порешили. Чтобы, значит, не высовывался. На миру не скроешься. И шибко из него не выделишься. Тем более – в нынешние времена.

Григорий то пускался в подобные незамысловатые размышления, то вновь погружался в чуткую дремоту.

Дремать даже лучше. Быстрее время летит.

Показалось: где-то впереди и чуть в стороне доносится слабое дыхание паровоза. Словно стальной гигант отдыхает на полустанке, как и Григорий, вполглаза. Чтобы, если что, были силы двинуться с места, а не стоять безмолвным истуканом.