Изменяя прошлое - Игорь Журавлёв

— Слушаю тебя, Пастор, чего звонишь? Случилось чего?

— Доброго времени суток, Сергеич, — ответил я. — Да все пучком вроде у меня. Вот, хотел узнать, что нового на киче?

— Андрюха, хорош пургу гнать, я тебя сто лет знаю. Говори чего хотел, старый хрыч, — хрипло хохотнул смотрящий.

— Тут такое дело, Сергеич, — не стал я вилять (Коля Бес хоть и старый знакомец, но человек резкий, когда базар за дела идет). — Просьба к тебе есть. Надо сделать так, чтобы одного конкретного пассажира со мной на этап забили. Нужен он мне, Бес, сделай доброе дело.

— За добрыми делами в собес обращайся или в церковь, — снова хохотнул Бес, — я что тебе, Мать Тереза?

— Колян, я тебя часто прошу о чем-то? — гнул я свое.

— Да ладно, ты чего, Пастор, шуток не понимаешь? Сделаем, какой базар? Что за пассажир-то хоть, красивый, булки упругие? — вновь в трубке раздался хриплый смех. Не иначе, дунули они там неслабо, раз обычно скучного Беса на «ха-ха» пробило.

— Дурак ты старый, Колян, — это я ему ответку за «старого хрыча» кинул. — Знаешь же, что я не по этому делу, я баб люблю. А человечек этот первоход, еще неизвестно как жить будет, но я его хочу к себе приблизить. Нравится он мне, понял?

— Да понял, понял. Сделаю, если у ментов на него своих планов нет. Щас трубку Бобру передам, продиктуй ему данные на чела. У тебя, кстати, как там, общак собираешь, скопилось чего?

— Собираем, как положено, можешь гонца засылать.

— Это хорошо, ну, бывай, Пастор! Только я тебя прошу, еще хотя бы пару месяцев побудь здесь, я договорюсь! На кичу Паша Моторист заехал, ну, ты его знаешь. Долго мурыжить его не будут, там гоп-стоп обычный, я его сразу после суда в твою хату определю, он тебя подменит. Договорились?

— Лады, — буркнул я. — Давай Бобра.

Продиктовав данные Сурка Бобру (вот, блин, зоопарк собрался!), я вышел на продол и отдал телефон пупкарю, топтавшемуся невдалеке.

— Ну, чё, в хату? — спросил тот.

— Ага, к бабам в хату давай! — кивнул я.

— Ты чего, Пастор, — опешил тот. — К каким бабам? Я не могу!

Я только головой покачал — наберут дебилов без чувства юмора.

[1] Библия, Книга Екклесиаста, 4:2,3.

[2]Осуждёнка (сленг) — камера в СИЗО, куда помещают осужденных после приговора суда, и где они ждут этапирования к месту отбывания наказания.

[3] Мужики — основная и самая многочисленная каста среди заключенных. Живут тихо, работают на производстве на зоне, не лезут ни в друзья администрации, ни в блатную тусовку.

[4]Пупкарями, осужденные, отбывающие свой срок наказания в тюрьме или содержащиеся в СИЗО, называют сотрудников этих учреждений, исполняющих обязанности охранников и надсмотрщиков внутри учреждения (в коридорах к примеру). Происхождение слова не известно, так как оно используется у осужденных еще с далеких времен.

[5] Строго говоря, служащие пенитенциарных учреждений не «менты», они относятся к системе ФСИН, но для зеков все силовики, кроме военных — менты. Так они выражают свое презрение, не деля их по категориям.

[6] Кум — начальник оперативной части пенитенциарного учреждения.

Родители назвали меня Андреем, по паспорту — Андрей Николаевич Пастор. Вот такая мне интересная фамилия (с ударением на первый слог) от предков по отцовской линии досталась, что и погоняло никакого не надо. Так и повелось, что иначе меня, почитай, никто из школьных, а потом и из тюремных друзей не называл. Кто не в курсе, так и думал, что погоняло, а мне какая разница? Возможно, и был кто из моих дальних предков церковного сословия, но информация об этом затерялась в веках, родословий в нашей семье вести не принято было. Одно время я и сам думал поискать, нет ли у меня среди предков кого из иностранцев (у них же там попов пасторами зовут вроде?), но никаких следов найти не сумел, да и плюнул. Нормальная такая фамилия, вроде как даже с некой претензией, не пойми, правда, на что. Но девчонкам, помню, нравилось, некоторые к себе даже примерять пытались. Только вот ничего не вышло у них, семью я так и не создал.

Жил как все в те советские времена, пока первая ласточка будущей судьбы не торкнулась в мое окошко, ха-ха. Есть у меня талант к стихам, рано, классе во втором проснувшийся, а с приходом любви первой — расцветший. И сейчас еще иногда стишки кропаю, но с годами все реже. Вот, думаю, за прозу взяться, жизнь свою описать, но пока никак подступиться не могу.

А тогда, в далеком 1979-м году как раз восьмилетку я закончил. Учился я вначале даже совсем неплохо, но уже классе в седьмом стал на противоположный пол заглядываться. Пошли свидания, прогулки под ручку, поцелуйчики в подъездах и прочее по списку. Ну и заодно, как считала моя мама, связался с плохой компанией. Ну, как плохой? Обычные мы ребята были, шебутные, конечно. Винишком стали баловаться, курить — взрослыми хотелось выглядеть и крутыми в глазах наших «боевых подруг» — девочек из нашей компании.

В общем, пока я раздумывал, пойти в девятый класс или, может, в технарь поступить, судьба поставила точку в моих планах на среднее образование. Его я уже потом, на зоне получил, как и положено было в те времена всем советским гражданам. Нет, мы, конечно, и до этого гоп-стопом промышляли, деньги на винишко, да на сигареты откуда-то надо было брать. Да и в тот день, в конце июня 1979-го, все нормально прошло. Выхватил мой приятель у мужиков сумку из рук, мне кинул и, пока те думали, что делать, мы уже прыснули в разные стороны. Все как всегда. Мы уже и деньги эти прогуляли, и прошло уже с неделю, наверное, после этого, если не больше, так что и забывать стали. Но неожиданно пропал пошедший в магазин Микроб. Сейчас уже и не помню, почему так звали старшего в нашей компании, единственного совершеннолетнего пацана. Нам-то всем, в основном было тогда лет по пятнадцать — шестнадцать, не больше. А ему уже восемнадцать стукнуло, и даже самые настоящие усы у него выросли. Не то, что у нас, курам на смех. А на следующее утро менты приняли меня прямо дома, любят они с утра пораньше заявиться.

Как скоро выяснилось, встретил Микроб этих мужичков командировочных,