В. Бирюк - Парикмахерия

Впрочем, история древних греков с самого начала, с «Илиады», полна «однополой любви» с политическими последствиями.

Давний пример: гибель Патрокла, любовника Ахилла, стоила троянцам уничтожения нескольких царей-союзников, гибели десятков славных воинов и смерти главного защитника Трои — Гектора. Удручённый потерей любовника, Ахилл трижды прогнал троянского принца бегом вокруг города в полном боевом облачении. А потом, хорошенько пропотевшего — зарезал.

Ноготок не попал на роль Гектора по очень простой причине. Причина называется — «шашист Ванька». Когда на тебя бежит здоровый мужик с бревном в руках и орёт невнятно, но страшно, то очень хочется как-то его… даже не остановить — просто отдалить.

Отскочить в сторону я как-то… не сообразил. Чисто инстинктивное движение — вытянуть руку, отстраняясь от этой вопящей опасности. А в руке — шашка. Вот на неё, рыча и воя, вскинув над головой руки с дубиной для удара, он и набежал. Я, честно говоря, почти ничего не понял. Только фиксировал: вот остриё шашки протыкает кожу. Такое… усилие. Кожа натягивается… и протыкается. Очень быстро. Но дольше, чем рубаха. Рубаха же из полотна — не тянется. Я ниже его — шашка пошла под рёбра, в живот. Дальше там какой-то ливер. Неоднородный. Шашка так… тыкается. И в конце — упёрлась в позвоночный столб. Такое… резкое изменение характера движения. Преграда. Но ненадолго — чуть спружинила, скрипнула по кости и вышла наружу. С той, дальней от меня, стороны его спины. Уже совсем свободно пошла. Без сопротивления внутренних органов.

Мужик не остановился от укола, сильно толкнул меня в правое плечо, сделал ещё два шага мимо меня, опуская дубину. Шашка, удерживаемая моей рукой, повернулась, толкаемая его спинным хребтом, пошла по кругу в его теле, разрезая мышцы спины и скрежеща там, внутри тела, по нижнему ребру. Наконец, выскочила. Наверное, у меня был очень глупый вид в этой момент — с ошарашенным выражением лица, развернувшись «на 180» вслед за пробежавшим мимо мужиком, я стоял прямо, вытянув руку с оружием в сторону «мужа горниста». Тот прижал руки к ране. Я, почему-то, подумал, что у него из разрезанного живота должны вывалиться кишки. Нет, ничего такого. Внутренности выпадают при широком поверхностном разрезе или при проникающем ранении, но небольшого размера. А тут моя шашка сработала как рычаг, используя его позвоночник в качестве подвижной точки опоры. Большая часть содержимого брюшной полости было перерублено и просто провалилось внутрь. Наверное.

Мужик сперва согнулся, потом, вот таким, полусогнутым, попытался повернуться ко мне. Но ноги его уже не держали. Он потерял равновесие и завалился набок. Из-под рук, которыми он зажал длинный разрез на животе, плесканула кровь. Как-то… много. Показалось — ведро. Он попытался что-то сказать, пару раз дёрнул губами. Потом и оттуда, из его губ, вдруг потёк ручеёк крови.

Всё.

И тут же завыл, забился в истерике привязанный к столбу «горнист». Его высокий, полный горя потери, отчаяния, вой продолжался недолго — Ноготок резко выдохнул и приложил парня чётким хуком в голову. От удара тот ударился другой стороной головы об столб, к которому был привязан. И обмяк, затих, повиснув на вытянутых руках. Явно — нокаут. Можно и не считать до десяти — что я им — рефери на ринге? Но всё равно — Ноготок работает только правой. Нет поиска, нет разнообразия в тактике… Господи, о чём это я?

Резкий выдох задержавшего дыхание Чимахая заставил вспомнить об остальных.

– Ты этого хотел?! Когда свару затевал? Когда старшему над вами обидные названия придумывал? Когда начального человека, который тебя старше, который ранами боевыми покрыт, который в жизни повидал куда как против тебя поболее, высмеивал?! Ну, ты своего добился. Вот они, соседи твои, родня. Их — «пророчица» извести не сумела, так ты их под мои клинки подвёл?! Сволочь ты, Чимахай. Гадина гадская. Рад?

Я сунул ему, к носу вывернутого через плечо лица, свою шашку. Клинок полностью, до самой рукояти, был в крови. Лишняя уже стекла, но оставшееся стало вязким, блестящим, почти чёрным. И остро пахнущим. Ответа я не ждал. И не дождался. Только длинная пауза. Пока он смотрел на клинок, направленный ему в лицо. Потом — поверх его, в глаза мне. Сглотнул и отвернулся. «Делай что должно, и пусть будет что будет». На мой выбор — «что должно». Он — согласен.

А я, аккуратненько, чтобы не порезать, вытер шашку о его голую спину. И одной стороной клинка, и другой. «Кровь их — на тебе».

Порка прошла штатно. Звяга мявкнул в начале. Типа: «а меня-то за что?». Увидел пляшущий, непрерывно подёргивающийся клинок «второго оружия» в моей руке и предпочёл заткнуться. Чимахай только взрыкивал глухо, а «горнист» очухался от первого удара и снова потерял сознание от второго. Получив по десятку ударов плетью по спине, мужики, покряхтывая и постанывая, потащились по своим «ложам сновидений».

Ничего с ними особенного не станется. Вон, уже в третьем тысячелетии одной даме в Сомали вломили 40 плетей. За христианство. «Идеологически чуждую религию». И дама чуть не умерла. Но чуть же! Отлежалась и уехала из городка, от придурков с Кораном в одной руке и плетью.

Я сумел-таки обтереть начисто клинок о рубаху на спине мертвеца. И попасть пляшущим клинком в ножны. Руки… дрожат. Но оружие нужно соблюдать в чистоте. И сохранять в порядке. Всегда. Это в меня ещё в двадцатом веке вбили.

Потом отвёл Ивашку за сарай, посадил на колоду. И со всего маха врезал по зубам.

– Ты, что, помёта кусок, людьми командовать не умеешь?! Так скажи прямо: «Господине! Я — павлин беременный. Годен только глупости кукарекать, да брюхом красоваться». Как ты, муж воинский, славами осиянный, битый, опытный, жизнь и людей повидавший, как ты мог допустить, чтоб эти дурни над тобой издеваться начали?! Почему сразу не остановил?! Не можешь перенасмешничать, так разгони, поставь шутников, коли не в смешное положение, так — в тяжкое.

– Дык я… а они…

Лепет меня возмутил до крайности. Ивашка, после первого удара улетевший через колоду, на которой сидел, начал подниматься. И получил по другому уху. Я уже говорил, что стараюсь всякую работу — работать обеими руками?

– Зря я тебя с собой взял. Сидел бы ты у себя в Сновянке, бражку дул да уродину свою корявую трахал. Вон пошёл. Бестолочь.

Скверно. Очень скверно. Потерять из-за пустяка двоих своих людей. Двух своих рабов. Которых можно было бы чему-то полезному научить, которые могли бы кучу нужного для меня сделать… Да хоть — продать и новых, потолковее, купить… Ну, ладно — я дурак. Я попаданец, в здешних мужиках — как корова в апельсинах. Но Ивашко-то… Самый старший, самый опытный. Единственный гридень княжий…