Наши танки дойдут до Ла-Манша! - Владислав Юрьевич Морозов
Нам следовало дойти до нужной точки, доложить результат, а затем, если чьи-то радужные предположения не подтвердятся, топать назад. Н-да, искать среди нынешнего погоста нечто, в надежде на то, что оно уцелело после атомного огня и зимней стужы и ещё может принести какую-нибудь пользу, — дело неблагодарное. Поскольку в деле разрушения и мы и наши супостаты-противники преуспели и весьма.
Помню, как вскоре после окончания Длинной Зимы, когда помаленьку стаяли её серые от пепла и сажи сугробы и по земле радостно текли ручьи ядерной весны, я, в числе других добровольцев, вызвался на разведку в сторону своего родного Краснобельска. Начальство тогда ещё питало очень глупые и более чем слабые надежды, что всё не так уж плохо и там могло сохраниться хоть что-нибудь из подземных складов Госрезерва, располагавшихся до начала войны в самом городе и его окрестностях, — всё-таки они те ещё фантазёры, эти наши начальники…
Уж чего там надеялся найти лично я — даже и не знаю. Статистика — вещь упрямая, и о возможном (довольно ничтожном) проценте выживших представление мы имели. Да, искать уцелевших родных и близких было глупо — по городу тогда стукнули хорошо, как бы не чем-то термоядерным. И если кто успел эвакуироваться до того, то не факт, что он выжил во время почти одиннадцати месяцев Длинной Зимы. Конечно, какая-то сумасшедшая и совершенно нелогичная надежда у всех нас оставалась, но всё-таки, когда точно знаешь, что 75 % на селения планеты однозначно вымерло, оптимизм как-то улетучивается.
В общем, тогда я с самого начала не узнал знакомой с детства местности. Так выглядят замки в детской песочнице, если по ним хорошо пнуть, ногой. Мы вышли на разведку вдоль автодороги или по ней, со стороны небольшого городка Бимска, который, как и более близкий к городу посёлок Трубослив, представляли из себя обширные пожарища, где давно не было никого живых. Вместо улиц были обгорелые стены без крыш и окон с за литыми весенней водой фундаментами, а вместо жителей — распавшиеся на части костяки в выцветшем тряпье, в изобилии валявшиеся в чёрной от золы грязи.
Встречные столбы и мачты ЛЭП или рухнули, или торчали, нагнувшись под углом к земле. Крупные нефтеперерабатывающие и химические заводы, некогда расположенные за городом, превратились в основательные груды невообразимо мятого горелого железа и бетонных обломков, образовавшие высоченный нерукотворный вал в том месте, где когда-то, видимо, остановилась-таки ударная волна. Вал был настолько высок, что оказался совершенно непреодолим для нашей БМП-1, а объехать его тоже оказалось нереально. С трудом поднявшись на вал, я тогда увидел в бинокль то, чего совсем не ожидал. На месте города было обширное (сейчас оно зелёного цвета, заболочено и заросло ненормально огромными камышами с осокой и прочими болотными травами) озеро с чёрной водой, из которой там и сям торчали отдельные, особо прочные об ломки некоторых, в основном кирпичных, зданий. Как можно предположить, дно этого озера устлано сплошным битым камнем и железом. Похоже, боеголовку положили прямо на город, причём взрыв был не воздушный, а наземный, и в итоге на месте обширной, скорее похожей на небольшой лунный кратер, воронки в междуречье рек Белой и Красненькой образовалось это чёртово озеро. Какие уж тут, блин, склады или живые люди? В общем, тогда мы вернулись ни с чем, тем более что наши индивидуальные счётчики Гейгера, по мере приближения к озеру, трещали всё более и более угрожающе. Вот при таких обстоятельствах люди обычно и осознают своё полное и окончательное сиротство….
— Пошли, Солдатов, — сказал я радисту и первым выбрался из оврага, взяв на изготовку мосинский карабин с оптикой от СВД.
— Только тихо и по возможности точно по моим следам, — добавил я и двинулся вдоль дороги через заросли. Ефрейтор, натянув на уши великоватую армейскую панаму и поправив на плече свой «АКМ», двинулся за мной. Он очень старался соответствовать статусу разведчика, но надо признать, что ходить по лесу сей «военнослужащий» не умел совершенно. Хотя что с него взять — напуганный городской ребёнок, которому в момент окончательной катастрофы не было и пятнадцати, офицерский сынок из заштатного гарнизона, на который, на его счастье, не успели уронить какой-нибудь «Першинг», «Минитмен» или МХ. Как оказалось, даже ядерные арсеналы — тоже вещь не безграничная.
Ну а уж потом, когда Длинная Зима кончилась и наша жалкая жизнь начала входить в некую, относительно рутинную колею, получилось, как водится — поскольку народу вообще уцелело мало, всех молодых (от семнадцати лет в обязательном порядке, а если желаешь добровольно — можно и с пятнадцати) обязали служить (правда, всё-таки не понятно — кому?) на военной или охранной стезе. А тех, кто постарше, болен или покалечен, — работать в «народном хозяйстве».
Хотя всерьёз называть наше полудохлое натуральное земледелие последних двух лет подобным словом язык не поворачивался, даже несмотря на то, что оно очень многим не дало сдохнуть от голода. В первый год сеять было вообще почти не чего, это только сейчас положение начало как-то выправляться.
Собственно говоря, а что такое теперь называется термином «советская власть»? Почти как в бородатом анекдоте — та самая тьма, которая получится, если от коммунизма отнять электрификацию.
Мы, конечно, по-прежнему считаем, что живём в СССР и называем себя «Советская Армия» (а если точнее — старательно убеждаем себя и выживших окружающих в этом), но реально все мы — мелкие осколки разбитого вдребезги и не более того. Тем более что за зиму уцелевший народ кое-где оскотинился вплоть до людоедства, а управлять тем, что всё-таки уцелело, без нормальной связи и транспорта оказалось нереально. Да, кое-какая, если так можно выразиться, армия у нас по-прежнему была. Основу её, как это ни странно, составляли части ОКСВ из Афганистана. Афган по какой-то, по сей день не понятной никому причине, не попал под раздачу. Его обошли стороной при атомной долбёжке, возможно банально, не хватило боеголовок и носителей. Именно поэтому ещё в начале Длинной Зимы без малого стотысячная наша группировка более-менее организованно вышла оттуда, умудрившись сохранить даже кое-какую авиацию и тяжёлое вооружение и, собирая по