Стрелки Аустерлица - Августин Ангелов

— В таком случае, возьмите несколько бочонков с порохом из нашего обоза и взорвите вход в эту проклятую штольню к чертовой матери! — приказал я.

Выполняя мой приказ, Дорохов скоро опять отправился вперед, но уже прихватив бочонки с порохом, навешенные с двух сторон на запасных лошадей, и с подкреплением из отделения драгун. А я думал о том, что здешний дымный порох — это, конечно, взрывчатка слабенькая. Совсем не гексоген, не тротил и даже не пироксилин, но, чтобы завалить вход в рудник, хватит и этого при правильной закладке.

«Впрочем, откуда же Дорохов знает, как правильно взрывать? Он же не сапер и даже не артиллерист, чтобы уметь верно расположить заряды взрывчатого вещества и произвести направленные взрывы», — подумав так в последний момент, я пришпорил своего коня. Ведь если и можно на кого-то положиться в этом непростом деле подрывника, так только на себя самого. Когда я догнал поручика и драгун за поворотом дороги, они, конечно, удивились.

— Признаться, не ожидал, ротмистр, что вы захотите составить мне компанию, — произнес Федор, когда мой конь поравнялся с его конем на узкой дороге.

— Мне необходимо все проверить на месте, чтобы убедиться в том, что опасность нейтрализована, — сказал я.

— Иными словами, вы мне не совсем доверяете, князь? — прямо спросил Дорохов.

И я ответил ему:

— Поймите, поручик, тут дело не в доверии к вам или к кому-то еще, а в моем собственном чувстве ответственности и долга. Я, как командир отряда, не могу допустить, чтобы какие-то там разбойники оставались у нас в тылу. Следовательно, я лично должен убедиться в их ликвидации.

— Что ж, давайте тогда убедимся вместе, — улыбнулся Федор.

И вскоре наши кони выскочили на открытое место, почти лишенное растительности и каменистое, с каменными остовами каких-то длинных строений, напоминающих ни то остатки амбаров, ни то конюшен, мимо которых от дороги вправо отходила еще одна дорога, упираясь в скалистое основание ближайшего холма. И там неприятным черным зрачком зиял вход в рудник, по обеим сторонам которого дежурили наши разведчики, а прямо напротив проема, ведущего внутрь скалы, лежали в нелепых позах застреленные разбойники.

Подъехав поближе, я сразу же обратил внимание, что покойники одеты совсем не как разбойники, а в военную форму. На убитых были серые мундиры с красными отворотами, с погонами и с воротниками того же цвета. На головах у них сидели черные шлемы с желтыми вензелями императора Франца и с гребнями из щетины поверху. На ногах у всех имелись одинаковые сапоги. А рядом с каждым валялось стандартное австрийской ружье. И все это говорило о том, что внутри рудника скрываются солдаты австрийской армии.

— Почему же вы не сказали мне, поручик, что напоролись здесь на австрийских стрелков, а не на обычных разбойников? — спросил я Дорохова.

Он ответил:

— И как прикажете их называть, ротмистр, если они сразу же, едва увидев нас, начали палить из ружей? Это самая настоящая разбойничья ватага, состоящая из австрийских дезертиров. Кто же еще будет прятаться зимой в заброшенном руднике и стрелять в проезжих без предупреждения, к тому же, еще и неважно стрелять, больше по лошадям, чем по всадникам? Да и повели они себя, как последние трусы, спрятавшись в эту нору под холмом, словно крысы, вместо того, чтобы атаковать нас на открытом месте по правилам, которым обучают в армии.

Я возразил:

— А вам не пришло в голову, что они начали стрелять по той причине, что на всех наших разведчиках сейчас надета французская военная форма?

— Так вы полагаете, князь, что эти австрийцы все еще на войне и могли принять нас за врагов? Я как-то не подумал о подобной возможности, — удивленно проговорил Федор.

— Но, согласитесь, поручик, что такая вероятность имеется, — сказал я. И добавил:

— Потому прежде, чем взрывать вход на рудник порохом, мы попробуем провести с ними переговоры. Отправьте гонца к отряду. И передайте мой приказ: пусть колонна пока остановится за поворотом, не доходя до рудника, а сюда пусть приедет Леопольд Моравский со своими моравскими добровольцами. И нам нужно, чтобы они сняли маскировку, то есть, чтобы скинули с себя трофейные французские шинели.

Гонец, проинструктированный поручиком, тут же отправился. И пока мы с Федором Дороховым ждали прибытия виконта во главе моравских добровольцев, наши разведчики продолжали держать выход из рудника под прицелом, а я рассматривал мертвых лошадей. В одну из них попали три пули, первая вошла в бок, еще одна — в шею, а та, которая стала смертельной, ударила животное в голову. Отчего эта лошадь и умерла. А вторая сначала получила пули в грудь и в переднюю ногу. И она еще была жива, когда Дорохов приказал пристрелить кобылу, чтобы не мучилась.

— И как только всадники не пострадали? — удивился я.

А Федор объяснил:

— Все мои разведчики весьма ловкие ребята. Потому Тимошка и Антошка успели выпрыгнуть из седел так, чтобы ничего себе не повредить. Прыгучие они. Не хуже скоморохов умеют всякие выкрутасы проделывать.

— Да, молодцы, конечно. А лошадей мы им заменим. После разгрома эскадрона французских гусар у нас же появились и запасные кони, — сказал я.

Впрочем, меня немного коробило, что Дорохов отзывается о своих бравых разведчиках, о боевых товарищах, словно о каких-то малых детях, с пренебрежением и свысока, сравнивая их со скоморохами. С другой стороны, воспоминания князя Андрея подсказывали мне, что здесь так принято офицерам говорить о своих солдатах. Даже если эти солдаты настоящие герои, которые выручают своего командира постоянно. Просто воинский Устав этого времени и Табель о рангах определяли, например, что офицеры не имеют права пожимать руки нижним чинам и должны называть солдат и даже унтеров только на «ты». Причем те, в свою очередь, обязаны именовать офицеров «благородиями», и не иначе.

Исключение из этого правила делалось только для вольноопределяющихся из дворянских семей, которые собирались в дальнейшем получить звание офицера, а поначалу служили рядовыми, чтобы «познать службу» и потом сдать экзамены для присвоения младшего офицерского звания. Таким парням офицеры могли подавать руку, отзываясь о них не так пренебрежительно, как о других солдатах, набранных из простолюдинов. Но, среди солдат и унтеров нашего отряда подобных недорослей, желающих сделаться офицерами, не имелось. А потому руку никому из нижних чинов Дорохов никогда не подавал, относясь ко всем солдатам ровно,