«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

Подскажите, пожалуйста, не является ли этот господин Ходзько сыном того минского президента[667], который написал комедию «Ступайло»[668]? Я знал доброго старика!

У меня есть несколько десятков старых польских книг, но, не имея никакого отношения ни к Вильно, ни к Варшаве, я не знаю о новых исторических работах, которые меня интересуют. Вы хорошо знаете, что я все время находился за границей до того, как поселился в Петербурге – и знакомых в Вильно у меня нет. Миколай Малиновский жил со мной в Петербурге[669] и даже под моим поручительством – но, когда он уехал из Петербурга и стал важной персоной[670], – он забыл обо мне и даже не разу ни написал!!! Это меня очень возмутило, и я отказался от всякой корреспонденции с Вильно. Есть в Петербурге еврей Вольф, брат госпожи Венявской[671], но он дерет безбожно за польские книги – и у него нет ничего, что мне нужно. Очень прошу Вас прислать мне «Историю Литвы» Нарбутта[672], которой у меня только первый том. Недавно я рассказывал о Нарбутте в «Пчеле» и назвал его самым известным исследователем литовских древностей[673]. Я слышал, что г. Тышкевич ездил в Стокгольм и описал свое путешествие и исторические акты, которые нашел в стокгольмском архиве[674]. И об этой книге прошу Вас. Напишите мне, пожалуйста, сколько они будут стоить, и я сразу же, с огромной благодарностью, вышлю Вам деньги, в том числе и на почтовые расходы. Прошу адресовать: в Дерпт[675]. Я буду в Дерпте до октября, потому что мое здоровье здесь поправляется. Не могли бы Вы заехать, хотя бы ненадолго, в Дерпт, то есть в Карлово? Из Риги довезет дилижанс, всего за несколько рублей. Мне было бы приятно принять Вас в моем тихом уголке!

Если у Вас есть «Северная пчела»[676] в Вильно, Вы наверняка читали свою статью о Контском и о той чести, которая была оказана Контскому, когда он стал первым скрипачом-соло Его Императорского Величества[677]. Я этому очень рад, потому что сердечно люблю Контского. Он в основе порядочный человек, но шалопут! Он должен был быть у меня по дороге в Ригу – писал об этом из Петербурга, и неизвестно, где опять пропал! У меня даже есть письма к нему, неизвестно, откуда и от кого! Pictoribus at Poetis omnia licent![678]

Простите, что плохо пишу по-польски, потому что не пользуюсь этим языком, и что отвечаю на письмо поздно, потому что уезжал из дома. С привязанностью и чувством уважения

милостивого государя

Покорнейший слуга

Тадеуш Булгарин

Из Карлова,

возле Дерпта

12 июля 1852

Уважаемый и любимый господин!

Мне очень жаль, что я так долго не писал Вам, но я болел и так занят и «Пчелой», и службой при министре[679], что успеваю почти только съесть кусок хлеба и поспать пару часов. И это письмо я пишу ночью. Спасибо за прекрасную статью о Друскениках[680], хотя наша цензура ее немного испортила. Цензура испугалась храбрости древних литвинов, пошедших на смерть вместе со своим князем, но не сдавшихся в плен. Это модель нашей цензуры!!! – Чудеса! Господин Контский показывал мне Ваше письмецо, в котором Вы пишете, чтобы он узнал, какие старинные польские произведения есть в моей библиотеке. У меня много русских и европейских старинных – но польских – почти нет, и говорю честно и открыто, что все, что Вы мне любезно пришлете польское, я приму с величайшей благодарностью и постараюсь отблагодарить Вас. У меня не было возможности собирать польские книги, поскольку у меня нет связей ни в Литве, ни в Польше. Семья моя в Литве – занимается не литературой, а сельским хозяйством. И потому Ваш дар будет манной для Карловской библиотеки!

Есть у вас в Вильно виолончелист господин Коссовский. У меня имеются для него ноты. Ко мне приходил какой-то полячок, сын виленского или варшавского врача, чтобы взять ноты – но я в то время болел, и нот у меня не было. Теперь, когда они у меня есть, полячок исчез. Пусть г-н Коссовский напишет ему, чтобы пришел ко мне, или пусть напишет мне, как его зовут. Сейчас, в холерное время, жизнь небезопасна – и, может, он умер. Мне сложно отправлять, потому что у меня нет времени[681].

У нашего уважаемого Аполлинария Контского здесь все время триумф за триумфом. Даже противостоящая ему партия уступила и помирилась с ним. Я хочу поехать в Киев – но не знаю, выпустят ли меня[682].

У нас тут очень уныло. Время наипаскуднейшее – вода на улицах, и Нева страшно грозит выйти из берегов, и холера, и траур по герцогу Лейхтенбергскому[683]. Будьте здоровы и благожелательны ко мне, а я Ваш навсегда с искренней приязнью слуга и друг

Тадеуш Булгарин

19 декабря 1852

Петербург

Уважаемому и любимому Каролю Киркору на память от Тадеуша Булгарина, 11 октября 1853. Из Карлово[684].

Любимый и уважаемый господин Адам!

Я уже месяц в Карлове, где сейчас повешен и Ваш портрет. Я не надеюсь увидеть Вас когда-нибудь в Карлове – потому что я под бременем обстоятельств!

Если найдешь старые исторические польские книги, будь добр, купи их за мой счет. С благодарностью верну деньги! —

Я как в раю в своем Карлове! Два моих сына окончили университетский курс и оба стали кандидатами[685] – а теперь они со мной. Отличные парни, мое утешение в старости!

Сегодня у меня много работы и нет времени писать, но прошу во имя всего святого – узнайте, где сейчас Миколай Малиновский, который вел дела Витгенштейна[686]; пожалуйста, надпишите адрес на письме и сейчас же отошлите ему, и тотчас же, потому что это письмо деловое.

Этим меня очень обяжешь!

Друг и слуга

Тадеуш Булгарин

27 июня 1854

Карлово, возле Дерпта.

Благородный и любимый господин!

Не знаю, как отблагодарить Вас за присланные автографы! Я ими страстно увлекаюсь – и если буду когда-нибудь так счастлив, что увижу Вас в Карлове, то покажу мою небольшую коллекцию автографов и старых книг. Готов идти пешком в