Эпоха перемен. Моя жизнь - Анатолий Штейнберг

Но тогда я искренне верил, что в 1980 году наступит эра всеобщего благоденствия, когда мы наконец построим коммунизм!

Школьный период иногда называют школой жизни, и я с этим согласен. В школе мы учимся общаться со сверстниками, отстаивать свою позицию, в этот период у молодых людей происходит становление характера, закалка и подготовка ко взрослой жизни. В связи с папиной работой и частыми переездами за время учёбы я поменял четыре или пять школ. Я каждый раз заново вливался в коллектив, занимал в нём своё место, завоёвывал авторитет. Мне кажется, что у меня это получалось достаточно легко, потому что уже тогда я был интересным человеком. Чтение книг и общение в семье формируют язык ребёнка. Я много читал, у меня был широкий кругозор, богатый словарный запас и хорошо развитые навыки общения. Большую роль в этом сыграла моя мама, за что я безмерно ей благодарен. У неё было всего семь классов образования, но с самого раннего детства она мне много читала. Пушкин и Лермонтов были нашей обязательной программой, например мы прочли «Бородино» огромное количество раз, когда я был ещё ребёнком. Поэтому уже с первого класса я выгодно отличался от сверстников своей любознательностью и эрудицией.

Моими самыми любимыми книгами были книги про приключения! Они развивали фантазию, и я всегда знал, чем можно заняться с друзьями, какие игры или развлечения придумать, это делало меня лидером в детской компании. Я прочёл бессчётное множество приключенческих книг Эрнста Сетона-Томпсона, меня особенно захватила книга «Маленькие дикари», проиллюстрированная самим автором. В книге рассказывалось, как дети приехали из города в деревню. Одним из героев книги был пожилой фермер, он рассказывал ребятам о жизни индейцев. В книге очень подробно описывался процесс постройки вигвама, я его запомнил и предложил делать вигвамы моим друзьям. Мы стали строить шалаши, это было невероятно интересно!

Учиться мне действительно нравилось, особенно меня увлекали география, история и литература, также я с любовью учил физику, а вот химия и математика были для меня неизбежной необходимостью. Я любил спорт и физическую активность, но мне не нравился сам урок физкультуры из-за организации процесса: после урока приходилось ходить в мокрой одежде, а душ в советской школе, конечно, не подразумевался.

Географию я просто обожал, в сочетании с приключенческими книгами изучать её было особенно увлекательно. К домашним заданиям я подходил творчески: шёл в библиотеку, брал книги Майн Рида и на свой манер готовил описания стран или интересных мест. Учительница была мной очень довольна, а мои домашние задания получались интереснее учебника.

Классе в пятом или шестом у меня проснулся талант к чтению стихов. Мне нравилось вживаться в роль, пробовать передавать разные эмоциональные моменты произведения. Помню, как я перед всем классом рассказывал отрывок из «Мцыри» Лермонтова про бой с барсом. Я будто сам боролся со зверем, смотрел в глаза врагу, вцепляясь в него не голыми руками, но словами и звуками. Когда я закончил читать отрывок, учительница, Галина Михайловна, обратилась к классу:

– Ребята, как вы думаете, правильно ли Толя прочитал отрывок?

Мои одноклассники попытались найти ошибки, предполагали, что я не соблюдал знаки препинания, говорил то громко, то слишком тихо. Но учительница остановила эти рассуждения и подвела итог:

– Прочтение было блестящим!

С этого момента я полюбил декламировать стихи, мне нравилось приковывать к себе внимание слушателей. Однажды одноклассники не хотели писать контрольную работу и попросили меня почитать стихи прямо на уроке. Я выбрал длинное-предлинное стихотворение Михаила Александровича Дудина «Песня дальней дороге» и предложил Галине Михайловне в начале урока прочесть его перед классом. Она без сомнений согласилась. Я читал его от всей души так выразительно, что весь класс сидел не шевелясь, а Галина Михайловна была очарована. В конце прочтения она поблагодарила меня, сказав, что заслушалась и даже не заметила, как пролетел урок. Конечно, никакой контрольной в тот день не случилось, чему ребята были несказанно рады.

Я проявлял неподдельный интерес к истории, читал много дополнительной литературы про археологию, древних богов, раскопки гробниц. На уроках истории я всегда был внимателен и активно вовлекался в обсуждения тем, при возможности демонстрировал свои глубокие познания. Каждый учитель чувствует отношение ученика к его предмету и часто взаимно откликается на такой интерес, поэтому у меня сложились прекрасные отношения с учителем истории. Книги, прочитанные вне рамок школьной программы, давали мне возможность общаться с учителем практически на равных, и нам обоим это нравилось.

Помимо учёбы и чтения дополнительной литературы я увлекался боксом и фотографией. Фотография поражала меня сложностью и технологией процесса. Нужно было самому приготовить специальные растворы, аккуратно заправить плёнку в бачок, особенным способом печатать фотографии под красным фонарём, иначе всё засветится. А боксом я занимался из-за любви к физической нагрузке, ради того, чтобы быть в спортивной форме, а не ради того, чтобы уметь драться. Я вообще не помню, чтобы в школьные годы у меня были жестокие драки или серьёзные конфликты. Как правило, бьют одиночек, тех, кто более слаб и уязвим, а я был всегда окружён друзьями и большой компанией, да и слабым никогда не казался. Помню только однажды мы повздорили с моим приятелем из секции бокса Сашей Дудиным. Мы обменялись парой ласковых:

– Пойдём выйдем!

– Ну пойдём!

На задний двор школы тогда высыпал весь класс, ребята хотели посмотреть на нашу драку. Но в итоге мы побоксировали до первой крови и быстро помирились.

Я никогда не был агрессивным и не имел привычки лезть в драки или разборки, но всегда смело отстаивал свою позицию, как и герои моих любимых книг, старался быть справедливым и храбрым. Я даже иногда позволял себе публично давать оценку преподавателям, что было, конечно, некорректно с моей стороны и не всем нравилось. Но я был готов отвечать за свои слова и поступки сам, не привлекая родителей. Однажды завуч по воспитательной работе сильно повысила голос на учеников и не пустила их на линейку из-за опоздания. Прямо на линейке я сказал, что она совершенно ничего не понимает в воспитании. Такая наглость с моей стороны не прошла незамеченной: родителей вызвали на педсовет. Но на педсовет вместо них пришёл я сам. В качестве объяснения своей позиции я привёл стандарты общения великих учителей: Песталоцци, Макаренко, Ушинского, Корчака, сравнение было не в пользу завуча. После приведённых мной аргументов директор школы распустила педсовет,