250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Память Алексеева изумительна. Как главнокомандующий Северо-Западным фронтом, он, бывало, сидел и часами изучал карту и получаемые телеграммы. Затем садился к письменному столу и, уже не глядя ни на карту, ни в телеграммы, писал своим бисерным почерком директиву на трех-четырех листах, точно означая место каждого корпуса и дивизии, все пункты и т. п.

Имея орден Белого орла, вернее – право на него, он не носит его, потому что сам еще не купил, а казенного не прислали. Он глубоко презирает всех, кто не знает, что служит родине, но хорошо знает двор и помнит свою карьеру. И он убежден, что когда, к весне 1916 г., дела должны поправиться, его удалят, чтобы дать закончить войну людям из «своих». А так как он ничего не добивается, то и служит по совести, пока нужен.

► Адъютант Алексеева поручик граф Петр Ипполитович Капнист – человек очень несдержанный, нервный, совершенно не подходящий к занимаемому им месту, даже при Алексееве, который совсем не дает ему никаких поручений и вообще не нуждается в адъютанте, как это принято понимать, не зная, собственно, что он должен делать. Капнист попал к нему адъютантом еще в начале войны, будучи призванным из запаса, когда Алексеев был начальником штаба фронта. Он постоянно жил в Париже и совершенно не приспособлен к какой бы то ни было службе и работе. Преданность Алексееву – единственное, что связывает последнего по рукам всегда, когда он наконец хочет отделаться от графа. С Капнистом было несколько инцидентов.

Раз на Северо-Западном фронте Алексеев слышал, как он в соседней комнате кричал на какого-то офицера, позвал Капниста и приказал немедленно ликвидировать эту историю. Офицер, однако, не согласился покончить так просто. Тогда Алексеев, встретив его на улице, сказал, что все знает, советует ему не придавать значения выходке Капниста и сам просит извинения за своего адъютанта.

Кстати, расскажу случай, характеризующий Алексеева как человека и начальника.

Он послал командующему какой-то армией приказание быть самому на месте и смотреть, чтобы офицеры в бою были тоже там, где надо, а не придерживались задов. Командующий армией отдал соответствующий приказ. Тогда командир одного из корпусов, который по своему и своих офицеров поведению в бою имел право не принять такого приказа, донес об этом Алексееву. Михаил Васильевич ответил телеграммой, что в пылу горячности сделал ошибку, не выделив чинов этого корпуса, и просил его извинить.

► Не желая сближаться с дворцовой челядью, Борисов несколько раз, под предлогом болезни, уклонялся от приглашений к высочайшему завтраку. Наконец государь спрашивает Алексеева, действительно ли Борисов по болезни не может ходить к нему. Алексеев искренно ответил, что, конечно, болеть долго нельзя, иначе Борисов не ходил бы с Пустовойтенко и Носковым гулять по городу (что государь видит из окон), но что он дикарь и просто боится незнакомого общества. «А вы можете меня уверить, что это не чувство, направленное против меня?» – «Могу, ваше величество». На этом пока и кончилось.

► Увольнение великого князя от должности Верховного главнокомандующего произошло совершенно для него неожиданно. Хотя в именном высочайшем указе о его назначении от 20 июля 1914 г. и было сказано: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту великому князю Николаю Николаевичу быть Верховным главнокомандующим», и таким образом царь тогда же подал надежду на личное командование войсками, и хотя, с другой стороны, при первом разговоре его в начале августа 1915 г. о смене Янушкевича можно была догадаться о предстоящей смене и самого Николая Николаевича, – но тогда великий князь все еще думал, что царь ограничится сменой Янушкевича, тем более что приезжавший в начале августа в Ставку военный министр Поливанов говорил только с Янушкевичем и ездил в Волковыск для переговоров с Алексеевым.

Потом через несколько дней Николай Николаевич понял, что царь лично вступит в Верховное командование, но предполагал, что оно будет только внешне и до известной степени фикцией, что вызывалось, как ему говорили, соображениями чисто политического характера и желанием стать ближе к армии в момент наибольших ее неудач. Когда великий князь попросил царя назначить Янушкевича на Кавказ, он вовсе не думал, что создавал там помощника именно себе. Он полагал, что останется при царе фактическим главнокомандующим, и очень радовался назначению Алексеева, как своего непосредственного сотрудника. Полученные им две телеграммы не опровергали этих предположений.

1. 16 августа 1915 г., 10 ч 38 мин дня из Царского Села: «До моего приезда прошу тебя распоряжаться всеми войсками по-прежнему. Перерыва в этом быть не может. Желаю, чтобы генерал Эверт вступил немедленно в командование Западным фронтом, а генерал Алексеев отбыл в Могилев для занятия должности начальника штаба. На назначение генерала Янушкевича помощником по военной части на Кавказе согласен. Николай».

2. 18 августа, 3 ч 50 мин дня из Петрограда: «Государь император соизволил подписать сегодня указы о назначении генерала Янушкевича помощником по военной части наместника на Кавказе и генерала Алексеева начальником штаба Верховного главнокомандующего. Определение времени для отбытия генерала Янушкевича по сдаче им должности государь император предоставляет вашему императорскому высочеству, изъявляя желание принять генерала Янушкевича, если он поедет через Петроград. Генерал Поливанов».

Алексеев прибыл в Ставку вечером 19-го и тоже, будучи уверенным, что фактически ему придется работать с великим князем, находил эту комбинацию очень удачной для пользы дела.

Царь приехал в Ставку 21 августа. На этот раз свой разговор с великим князем он начал странным вопросом:

– А когда же ты уезжаешь?

Николай Николаевич изменился в лице и, поняв все сразу же, ответил:

– Когда прикажете, хоть завтра.

– Нет, завтра не надо, поезжай позже.

– Слушаю. А быть мне завтра при докладе?

– Да, завтра будь.

На следующий день, 22 августа, царь уже не звал его на доклад 23-го числа. За эти дни и Николай Николаевич, и главным образом Алексеев очень отговаривали государя от принятия на себя Верховного командования, но их доводы не изменили его упрямого решения.

26-го великий князь выехал вместе с Янушкевичем.

Истинная причина его удаления – внушенная обеими императрицами и Горемыкиным боязнь, что при надвигающейся революции чрезвычайно популярный в армии и народе великий князь неожиданно для всех займет первенствующее положение. Каждый его шаг давно рассматривался именно под этим углом будущей узурпации трона; немало масла подлила в тлевший огонек интриги и известная телеграмма Николая Николаевича, в которой он, благодаря за поздравления с днем