Я вернулся к тебе Отчизна! - Лев Яковлевич Трубаев

Знали немцы и то, что наша дивизия прибыла на фронт в конце ноября 1943 года.

32 орудия в артиллерийском полку было положено по штату, эту цифру я и назвал при допросе. Для немцев, конечно, было интересно узнать, а сколько в полку на данный момент орудий. Я знал, что после наступления у нас их осталось приблизительно 15–20, не более. Но назвать эту цифру, хотя бы приблизительно, я не мог: это было бы предательством.

На первом допросе

Что касается танков, то перед пленением никаких танков я не видел. Знал, что немцы контратаковали нашу дивизию ежедневно тремя-четырьмя танками. У нас в дивизии приданных танков не было. Мы знали, что в ноябрьских-декабрьских боях наши крупные танковые соединения разгромили часть танковых дивизий немцев под г. Малиным, Житомиром, селением Высокая Печь.

Я, конечно, я не знал, что Жуков находится на 1-м Украинском фронте. Но судя по успешному наступлению нашего фронта, начавшегося 24 декабря 1943 года, догадывался, что он находится именно у нас. Среди наших солдат и офицеров была примета: там, где Жуков, там наступление и победа!

Между тем, мы никогда не знали, какой немецкий генерал воюет против нас и даже не пытались это узнать. А вот немцы интересовались нашим Жуковым. Было приятно узнать, что его так высоко ценит противник.

После допроса обер-лейтенант приказал солдату-охраннику отвести меня на кухню и накормить. Там мною занялся денщик Пауль. Он завёл меня в сени, усадил на пустой ящик. Принёс бутерброды и несколько недопитых бутылок из-под французского вина. Я с удовольствием поел и даже выпил с Паулем по стакану вина.

Пауль был моим ровесником. До войны учился в Харьковской средней школе. Его отец, как специалист из Германии, работал на тракторном заводе. Пауль говорил по-русски совершенно свободно, даже без акцента. Рассказал подробно о своих родителях, братьях, сёстрах, живущих в Гамбурге, показал семейные фотографии. Мы вспомнили харьковскую футбольную команду, которая очень хорошо играла на первенстве страны, о замечательном вратаре и нападающих. Вспомнили многие предвоенные спортивные соревнования, особенно по французской борьбе, в которой участвовали Поддубный, Ян Цыган и другие. Он мне рассказал об Олимпийских играх, которые проходили в последний раз перед войной в Берлине. Говорили о книгах, музыке, кинофильмах. О войне не проронили ни слова, как будто её и не было. Через час за мной явились два солдата и отвели в соседний дом, в котором ночевало много немцев. Они спали на полу, на лавках, занимали всё свободное место в доме. Хозяйка ночевала на печке.

Я кое-как нашёл себе свободное местечко у самой двери, которая вела в сени. В комнате горела керосиновая лампа. В доме стоял полумрак. Со всех сторон доносился солдатский храп. Минут сорок, прежде чем уснуть, я лежал на голом полу, ворочаясь с одного бока на другой, положив под голову ватную шапку-ушанку, и все думал. Передо мной, как в кино, кадр за кадром пронёсся трагичный для меня день – 4 января 1944 года. Я запомнил его на всю жизнь в мельчайших деталях. Затем почувствовал, как малярия, мучавшая меня в последний месяц, вновь меня захлестнула… Начался озноб. Затем поднялась температура. В горле пересохло. Захотелось воды. Но у кого попросить воды и лекарства? Внушал себе: «Лежи, солдат, терпи. Будь, что будет». Голова болела.

Я лежал на холодном полу, но был весь мокрый после кризиса. В голове проносились мысли: «Лучше было бы возвращаться на исходные позиции после боя не по линии связи, а прямо по дороге Дрыглов – Карвиновка. Тогда бы не напоролся на засаду немцев и не попал в плен. Что стало с комбатом старшим лейтенантом Мельниковым? В какую сторону он спрыгнул с горящего стога? А может быть, он сгорел вместе с тем стогом?»

Уже засыпая, твёрдо решил, что при удобном случае надо бежать, обманув бдительность стражи. Спал, как убитый.

Рано утром два солдата разбудили. Им было поручено конвоировать меня до штаба пехотной дивизии, который находился в пятнадцати километрах. Мы вышли на грунтовую дорогу. По обочине шли немцы, цепочкой один за другим, в определённом интервале. Подумал, что такое движение солдат оправдано: при налёте нашей авиации им не надо будет рассыпаться по сторонам от дороги, как делали мы, передвигаясь по ней в колонне. Им достаточно лечь в кювет и переждать налёт – меньше будет потерь. У нас же было много потерь при налётах немецких самолётов как раз потому, что мы шли по дорогам исключительно в колоннах.

Я с интересом наблюдал немцев, следил за их поведением, взаимоотношениям друг с другом. Анализировал их действия и сравнивал с нашими армейскими порядками.

Через пять километров увидел, как группа пленных, человек двадцать, по колено в грязи, вытаскивают из лужи застрявшую машину «Опель». Вокруг неё бегал немецкий офицер, подавал команды и сильно ругался. При помощи верёвок пленные вытащили «Опель» из лужи и поволокли её за собой по раскисшей дороге. Глядя, как уставшие пленные тащат машину, обмотав себя верёвкой, падая и вновь поднимаясь из грязи, я вспомнил картину из школьного учебника, на которой бурлаки с трудом тянули на лямках вдоль берега реки груженную баржу. Подумал: «Вот тебе наглядный пример использования пленных в качестве рабов».

К этой группе пленных мои конвоиры присоединили и меня. Весь день мы тянули машину по грязи. Ноги передвигали с трудом. Мокрыми и грязными вошли в какой-то хутор, перед этим отправив машину своим ходом. Нас отвели ночевать в амбар, где насыпью хранилось зерно. Устроили свои постели прямо в сыпучих кучах зерна.

Я стал засыпать, когда ко мне подошли два моих конвоира и повели на допрос. Допрашивали два молодых офицера с эсэсовскими погонами. По характеру вопросов определил, что они из особого отдела дивизии, аналогичного нашему «Смершу». Один немец задавал вопросы, другой записывал ответы. Вопросы были почти такие же, как в штабе батальона.

Когда я назвал количество орудий в нашем артполку, один из немцев переспросил: «Почему так много?» Я ответил, что недавно мы находились на доукомплектовании, и полк получил пополнение – технику и людей. В действительности это была неправда. После доукомплектования мы были обеспечены необходимым только на пятьдесят-шестьдесят процентов.

В связи с начавшимся контрнаступлением немецко-фашистских войск на Киев в ноябре 1943 года нашу дивизию в спешном порядке перебросили из-под Конотопа на правый берег