Я вернулся к тебе Отчизна! - Лев Яковлевич Трубаев
После боя под Дрыгловом
4 января 1944 года в бою под селом Дрыглов Чудновского района Житомирской области после кровопролитного двухчасового боя по овладению селом, при поспешном отходе от подожжённого танком противника стога сена, где размещался наблюдательный пункт батареи, я вместе со своим связистом, пробираясь через лесные заросли берёзовой рощи, напоролся на немецкую засаду. Связист сразу же был убит, а меня оглушили сильным ударом по голове. На миг я потерял сознание. Меня, контуженного, немцы взяли в плен.
Таким трагическим финалом завершился мой последний бой в Великой Отечественной войне. О нём я написал подробно в других своих воспоминаниях «О друзьях, однополчанах 276-й стрелковой Темрюкской дивизии».
Двое эсэсовцев, схватив меня под руки, потащили по лесу в расположение своего подразделения. На опушке рощи были вырыты окопы, в которых находилось до двадцати немецких солдат. В один из пустых окопов бросили меня. Там я перевязал голову, так как кровоточила ссадина. Мучила невыносимая боль, а в ушах стоял звон. В полдень к позициям немцев подъехала автомашина с алюминиевыми бидонами, в которых находился обед. Солдаты стали выходить из окопов с котелками и кружками. Каждому разносчик наливал в котелок мясной суп, в крышку котелка накладывал гречневую кашу, а кружку наполнял фруктовым компотом.
В конце солдатского обеда ко мне подошёл молодой солдат лет двадцати, протянул котелок с супом и крышку с кашей. Дал ложку и кружку с компотом. Почти сутки я ничего не ел. Был очень голоден. Набросился на еду и быстро всё умял, поблагодарив за вкусный обед.
Солдат спросил: «Откуда родом?» Я ответил: «С Украины, из города Харькова».
Такой же вопрос я задал немцу. Тот ответил, что он немецкий колонист из Югославии. На петлицах немца я увидел знаки
SS
. Немец угостил меня сигаретой и закурил сам. Курили молча. Лишь к концу нашего общения, солдат заговорил: «Зачем нам война? Моя мама там, в Югославии, переживает за мою жизнь. Твоя мама тоже переживает за тебя. Было бы справедливее, если бы Гитлер, Сталин, Рузвельт и Черчилль собрались в спортивном клубе и на боксёрском ринге выяснили свои отношения, вплоть до того, что поубивали бы друг друга. Нам, молодым, война не нужна».
Конец боя у селения Дрыглово.
ЦАМО, фонд 852, АП
Опись 142158, дело 5, оперсводка КАД.
на 04.01.44
выкопировка произведена 24.02.87
+ Место пленения – по указанию автора
Из его рассуждений я понял, что сейчас немецкие солдаты уже не те, какими были в начале войны. Из печати мы знали, что немцы мечтали тогда достичь лёгкой победы – в течение трёх-четырёх месяцев завоевать СССР. Тогда Гитлер их устраивал. Каждый немец думал получить в России в личное пользование несколько десятков гектаров земли и десятки рабов-славян в придачу…
Во время обеденного перерыва минут на тридцать я был предоставлен в окопе самому себе наедине с тревожными мыслями. Первым делом я стал обдумывать, как вести себя во время предстоящего допроса. Я знал, что он будет, ведь недаром оставили меня в живых – они взяли в плен лейтенанта в качестве «языка».
Решил, что фамилию свою менять не буду, так как из отобранного у меня удостоверения личности, которое находилось в грудном кармане гимнастёрки, было известно, какая у меня фамилия и из какой я части. Я решил ни в коем случае не говорить немцам, что в начале войны призывался Джамбульским военкоматом в Казахстане, так как мой отец в городе Джамбуле занимал высокий пост, был начальником областного управления связи. Этим я думал обезопасить отца от возможного шантажа со стороны немецких разведок. Об этом перед войной мы были наслышаны из газет и радио. Впредь решил сообщать всем в плену, в том числе и немцам, что мои родители живут в Георгиевском районе в селе Курганное на Северном Кавказе и работают служащими в совхозе. Я рассчитывал, что, если погибну в плену, то кто-нибудь из пленных сообщит односельчанам, а через них родители обязательно узнают о моей судьбе. В селе нас знали по фамилии Трубаи. Кроме того, думал, что после войны по книгам записей о военнопленных в лагерях можно будет найти мои следы. Опасался, что немцы примут меня за еврея, так как я был смуглый, с карими глазами, хотя от роду я чистокровный русский. На голове – роскошный кучерявый чуб из тёмных волос. Вот имя и отчество – Лев Яковлевич – могли бы вызвать настороженность немцев. Я решил, что сразу же перейду на разговор с немцами только на украинском языке и впредь имя моё будет Леонид. Сочинил для себя легенду о своей жизни и учёбе в техникуме в городе Минеральные Воды.
Украинский язык я знал довольно хорошо. До пятого класса мы жили всё время на Украине, где обучение в школе было только на украинском.
Очень помогло мне в плену знание немецкого языка. Недаром имел в школе по этому предмету отметку «отлично», да и обучали нас в школе ещё задолго до войны так, чтобы мы хорошо знали язык своего западного трудящегося брата, которому должны помочь сбросить с себя цепи проклятого капитализма. В этом мы видели тогда свой интернациональный долг.
Правда, потом рассуждали по-другому: стали рассматривать немцев как очевидных, потенциальных наших врагов. Нас, допризывников, будущих защитников Родины, перед самой войной по-серьёзному стали обучать немецкому языку. Мы считали, что самым тяжёлым экзаменом при поступлении в военные училища был экзамен именно по немецкому, он был профилирующим.
Воспользовавшись тем, что немцы после обеда отдыхали и бдительность их притупилась, я вытащил бумажник из кармана галифе, поверх которых были надеты ещё стёганые ватные штаны. При захвате в плен немцы обыскали мои карманы только в ватных бр юках. В бумажнике же находились семейные фотографии, несколько писем из дома, комсомольский билет. Билет кандидата в члены КПСС я ещё не получил.
Оглядываясь по сторонам, я незаметно зарыл бумажник на дне окопа.