250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке
Ст. 40. Военный корреспондент (фотограф), уличенный в шпионстве, предается на основании ст. 108, 109, 110, 111, 1111, 1112, 1114, 112, 1121, 1131, 118, 1182 и 119 Уголовного уложения, военному суду распоряжением начальника штаба главнокомандующего.
Ст. 41. За преступления общие военные корреспонденты (фотографы) ответствуют на основании общих или исключительных законов, действующих в местности, в которой преступление совершено.
Ст. 42. Взыскания за нарушение требований военной цензуры, указанные Положением о военной цензуре, а также взыскания, перечисленные настоящим Положением, за исключением наказаний, указанных в ст. 39 и 40 сего Положения, налагаются на военных корреспондентов (фотографов) в административном порядке властью начальника штаба главнокомандующего, по представлению начальника военно-цензурного отделения при штабе главнокомандующего.
Ст. 43. Наложенные на военных корреспондентов (фотографов), согласно статье 42 сего Положения административные взыскания обжалованию не подлежат.
Ст. 44. О каждом взыскании, наложенном на военного корреспондента (фотографа) и сопряженном с денежным штрафом, начальник военно-цензурного отделения при штабе главнокомандующего обязательно сообщает Главному управлению Генерального штаба для удержания соответствующей суммы из залога виновного корреспондента.
Ст. 45. Штрафные суммы (ст. 44), удержанные из залогов военных корреспондентов (фотографов), вносятся главным управлением Генерального штаба в государственное казначейство в доход казны.
Ст. 46. Лишение военного корреспондента (фотографа) его звания (ст. 36, 37 и 38) сопряжено с высылкой с театра войны в одну из внутренних губерний России и с отдачей под гласный надзор полиции до прекращения действий военной цензуры.
Ст. 47. С прекращением действий военной цензуры военные корреспонденты (фотографы) должны лично явиться в главное управление Генерального штаба для получения залогов полностью, если из них не производилось удержания штрафных денег, или в сумме, оставшейся за вычетом из залога штрафных денег.
Примечание. 1) При обратной выдаче залогов проценты на залоговую сумму или часть ее не причитываются. 2) Залог возвращается не военному корреспонденту (фотографу), а соответствующей редакции, если при внесении залога была сделана соответствующая о сем оговорка.
Ясно, что Генеральный штаб 1912 г. не сумел подняться даже до высоты, на которой стоял штаб главнокомандующего нашей армией в Турецкую кампанию 1877–1878 гг., с генералом Непокойчицким во главе… Не могу удержаться от исторической справки, которую делаю, благодаря привезенной мною сюда книге М. Газенкампфа «Мой дневник 1877–1878 гг.».
Вот основные положения тогдашней постановки дела в полевом штабе главнокомандующего:
1) потребность общества в постоянном получении свежих известий с театра войны нельзя не признать подлежащею удовлетворению;
2) устранить корреспондентов фактически невозможно;
3) чем дальше они от армии, тем более недостоверный материал ими сообщается;
4) предварительная цензура их корреспонденций, равно как и требование дружественного тона последних, будут вредны: то и другое получит немедленную огласку и положит прочное основание недоверию публики к допущенным корреспондентам;
5) каждый корреспондент обязуется не сообщать никаких сведений о передвижениях, расположении, численности наших войск и о предстоящих действиях;
6) словом, так как общественное мнение – такая сила, с которою нельзя не считаться, корреспонденты же влиятельных органов – могущественные двигатели и даже создатели этого мнения, то вообще лучше постараться расположить их в свою пользу, не ставя им таких требований, которым не согласятся подчиниться именно самые влиятельные и талантливые.
Вот как здраво и просто сорок лет назад смотрели на вопрос, теперь принявший такую нелепую форму. Конечно, изменились способы и методы войны, приемы разведки, оживился телеграф, везде пробежали железные дороги и пр., и пр., все это значительно меняет дело, но, в сущности, оно остается тем же.
А нынешние военные верхи уже в Японскую войну 1904–1905 гг. пошли по пути полного игнорирования печати и запросов общества. Нынешним Генеральным штабом вполне одобрен нелепый и грубо ретроградный опыт Куропаткина с тем привнесением «своего», которое должно было создать протекшее десятилетие страшной русской реакции. Это привнесение прекрасно формулировано в телеграмме начальника штаба Верховного от 20 июля 1914 г. (то есть в первый день фактического вступления Янушкевича в свою должность), посланной начальникам штабов военных округов: «Корреспонденты в армию допущены не будут…»
16 августа 1914 г. главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов «приказал принять к исполнению, чтобы ни в какие штабы и войсковые части не допускались никакие посторонние лица, особенно корреспонденты».
Печать, конечно, не могла примириться с таким положением «постороннего», если не в армии, то в стране; она хорошо понимала, что военное начальство вправе и даже должно фильтровать личный состав корреспондентов с фронта и таким образом гарантировать честное соблюдение военной тайны, но никак не могла примириться с мыслью о своей «посторонности» вообще.
13 августа 1914 г. просился в армию известный нововременец Николай Александрович Демчинский, сообщив, что в Турецкую войну он состоял корреспондентом при Николае Николаевиче Старшем, был принят им с полным доверием, умел держать все известные ему по штабу секреты, мучается в данное время бездействием и хочет на седьмом десятке послужить родине пером военного корреспондента, как сыновья послужили в Японскую войну своей жизнью, и пр. Письмо длинное, очень «патриотически» приподнятое (и удивительно безграмотное, не говоря уже об умышленном неписании «Г»). Разумеется, генерал-квартирмейстер Верховного Ю.Н. Данилов отказал.
16 августа 1914 г. Михаил и Борис Суворины, как редакторы «Нового времени» и «Вечернего времени», просили великого князя о допущении в армию их корреспондента Кравченко. На их телеграмме Янушевич пометил: «Отклонить в самых мягких выражениях, с указанием, что великий князь, высоко ценя значение прессы, и особенно „Новое время“, и понимая руководившие Сувориными побуждения, тем не менее в настоящую минуту признал это еще несвоевременным и поэтому не подлежащим удовлетворению ходатайство. При первой к тому возможности Кравченко будет вызван».
Вскоре поступили просьбы от «Вестника Европы», «Нивы» и других изданий, но также были отклонены. Курьезна телеграмма, полученная в Ставке 28 августа 1914 г.: «Разрешите корреспонденту лучшей народной газеты выехать в действующую армию. Одесская почта». 31 августа просился, также телеграммой, Василий Иванович Немирович-Данченко, но и он не удостоился. Издатель «Газеты-копейки» Михаил Городецкий просил дать редакции право иметь своего корреспондента в армии, так заканчивая телеграмму: «Беззаветно служа всеми силами высоким идеалам, одушевляющим все доблестное русское воинство и весь русский народ, мы берем смелость просить высокомилостивого внимания вашего императорского высочества к нашему всепредданнейшему ходатайству, диктуемому горячим желанием послужить всеми своими силами царю, непобедимому русскому воинству и великой нашей родине». Напрасно Городецкий дал такой документ в архив будущей России…
Гони природу в дверь – она влетит в окно… Корреспонденты, конечно, нашлись в изобилии среди самих офицеров и разного рода тыловых работников. 7 сентября 1914 г. в приказе по I армии было объявлено: «В некоторых газетах появляются телеграммы
Ознакомительная версия. Доступно 58 из 291 стр.