Неуловимые - Михаил Сидорович Прудников

Размышляя таким образом, я услышал стон, доносившийся из кустарника. Подошел ближе, смотрю: лежит седой бородатый старик.

— Вы что, дедушка?

— Раненый я, милок! Ох, конец мне, видно.

— Ну-ну, еще поживем! — подбодрил я его. Подбежала Павлюченкова, осмотрела пострадавшего.

Рана оказалась легкой: пуля только поцарапала кожу на бедре. Но кровь шла сильно, это и напугало старика.

— Пустяки, дедуся, — успокоила его Павлюченкова. — Не волнуйтесь. Сейчас ранку промою, йодом помажу — и все будет в порядке.

— Спасибо, внучка, — поблагодарил старик. — А я-то думал, время представиться господу-богу. Дай тебе Христос здоровья.

Откуда взялся этот дед? Стал я его расспрашивать. Старик оказался Андреем Афанасьевичем Сагаенком, жителем деревни Стайки. Каратели, следовавшие, по-видимому, из Невеля, заехали в деревню и нагрузили две машины домашним скарбом крестьян. За околицей фашисты наткнулись на стадо, которое пас Андрей Афанасьевич. Обрадовались немцы добыче. Заставили старика вывести стадо на дорогу и гнать его вслед за их обозом.

Теперь мы узнали, где фашисты награбили добро. Я немедленно выделил группу во главе с командиром штабного отряда Гриненко и поручил ей вернуть стадо и вещи крестьянам деревни Стайки.

* * *

Весть о том, что мы отбили у гитлеровцев награбленное добро и возвратили его хозяевам, быстро разнеслась по всей округе. Доверие, симпатии к партизанам еще более возросли. Оккупанты пришли в ярость. Они пустились на новые чудовищные провокации.

Немецкое командование организовало специальные отряды полицейских и послало их под видом партизан в деревни. Ничего не подозревавшие крестьяне, естественно, встречали гостей с радостью и делились с ними последним куском. Но буквально через день-два в тех же селах вновь появлялись «спасители», «защитники» — на этот раз другие банды переодетых полицейских. Они тоже требовали хлеба, мяса, картофеля.

— Вчера были ваши товарищи, мы им отдали последнее, — робко объясняли жители.

— Ах так, не желаете помогать партизанам?! — орали провокаторы и избивали, расстреливали людей.

После этого фашисты выпускали листовки, в которых извещали граждан, что фюреру известны кровавые злодеяния партизан и он принимает все меры к тому, дабы защитить от них народ Белоруссии.

Мы, конечно, разоблачали подлую ложь, раскрывали коварство гитлеровских убийц и грабителей.

Враг изощрялся изо всех сил.

Ранней весной сорок второго года в деревне Луначарское, Дриссенского района, появилась листовка.

«Верьте в скорый приход Красной Армии», — говорилось в ней. А внизу подпись: «Капитан Красной Армии Сизов».

Эти листовки, написанные от руки на тетрадочных листах, стали видеть на заборах и в других селах. Люди радовались им. Фамилия таинственного капитана передавалась из уст в уста.

Как-то несколько крестьянок деревни Заборье шли с бидонами по дороге. Возле леса им преградил дорогу человек в военной форме. Из-под лихо заломленной пилотки выбивались черные кудри.

— Куда идете, бабоньки, что несете? — спросил неизвестный.

— Молочко несем в гарнизон, — ответили перепуганные женщины.

— Молоко? Фрицам?

— Что ж делать: приказ, — оправдывались крестьянки. — Молоко не понесешь — головы не снесешь.

— Не смейте больше кормить этих гадов. Есть такое указание из самой Москвы. Это говорю вам я — капитан Красной Армии Сизов. Не слыхали?

— Как не слыхать! — заулыбались женщины. — Повсюду кругом только о тебе и разговор. Куда ж его сейчас, молочко-то, домой нести, что ли?

— Зачем домой? Валяйте туда, в лесок, мои ребята примут.

Слух о том, что бабы своими глазами видели храбреца и даже беседовали с ним, быстро разнесся по всей округе. Мы попытались связаться с Сизовым, но ничего не получалось.

В это время в Барсуковских лесах собралось несколько советских солдат и офицеров, вырвавшихся из плена. Они создали небольшой партизанский отряд. Он понемногу рос. Люди шли в него отовсюду. Оказался здесь и некто Гомелько, назвавшийся бежавшим из фашистского плена советским офицером. Возглавил отряд Николай Павлович Сутырин, сражавшийся на острове Эзель. Когда гитлеровцы захватили остров, Сутырин чудом спасся, переправившись на шлюпке через пролив, и долго пробирался по лесам, пытаясь выйти к своим. Так он и оказался в Белоруссии.

Все было хорошо, пока Гомелько не вздумалось испробовать захваченный у немцев пулемет. Делать это он вздумал, когда большинство партизан ушло на задание. Первую же пулеметную очередь Гомелько направил на командира отряда и сразил его наповал. Партизаны кинулись к убийце, но он, вскочив на пень, крикнул:

— Назад! Я капитан Красной Армии Сизов. У меня есть сведения, что Сутырин — предатель и послан сюда для подрыва нашего святого дела. Вы проявили близорукость, слепо подчинялись предателю. Мне приказано вас распустить. Когда будете нужны — позову.

Пока ошеломленные партизаны недоумевали, убийца с несколькими своими приближенными исчез в лесу. Через несколько дней в этом районе появились каратели. В их руки попались многие партизаны отряда Сутырина.

«Капитан Сизов» продолжал свое черное дело. Появляясь в деревнях, он объявлял о создании партизанских отрядов. Крестьяне откликались на призыв, приходили к нему, он записывал их имена и распускал по домам, говоря: «Ждите особых распоряжений». Потом он исчезал, а вслед за ним спешили полицейские, вылавливали патриотов, «записавшихся» в партизаны.

Так продолжалось, пока «капитан Сизов» не попался в руки уцелевших партизан отряда Сутырина. Они доставили проходимца в штаб партизанской бригады под командованием бывшего секретаря Дриссенского райкома партии Герасимова.

— Как твоя настоящая фамилия? — спросил секретарь райкома.

— Гомелько он, — сказал партизан Федоров, один из тех, кто участвовал в поимке самозванца.

— Гомелько? — насторожился Герасимов. — А у нас тоже есть Гомелько, даже двое — отец с сыном. Ну-ка позовите сюда кого-нибудь из них.

В землянку вошел крепкий старик с окладистой бородой, в которой чуть-чуть пробивалась седина. Завидя «Сизова» он обрадованно кинулся к нему:

— Сынок! Живой!

Но узнав правду о сыне, старик побледнел и молча вышел из землянки.

На рассвете, неузнаваемо постаревший, с бородой, ставшей почти совсем белой, он явился к Герасимову. Старик уже знал, что ночью состоялся суд над бандитом. Фашистского наймита ждала заслуженная кара.

— Просьба у меня есть, товарищ командир, — начал Гомелько-старший.

— В чем дело, отец?

— Разрешите мне. Сам я народил ирода, сам и...

В полдень в присутствии всех партизан отец — суровый и торжественный — своими руками привел в исполнение смертный приговор, вынесенный народом предателю.

Немало бед принес нам фашистский лазутчик, выдававший себя за советского офицера. Но даже такие подлые методы не