Сочинение на свободную тему - Виктор Михайлович Переладов

— Прыгнул! Ну и что? Может, мне нравится из окон прыгать! Хобби у меня такое, — с вызовом сказал Максим.

— Ты считаешь, это нормально?

— А ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Дикая выходка твое хобби, вот что это такое! — Щеглова закипала гневом.

— Это уж как вам угодно, — Максим отвесил вежливый поклон. Он уже не волновался, как перед собранием, вошел в обычную форму: немного вежливости, немного иронии, немного снисходительности к собеседнику.

— Вот видите? — развела руками Щеглова. — Он даже говорить с нами не хочет. Тогда давайте мы… Предлагаю высказаться по существу, дать оценку…

Первым голос подал, конечно, Дрозд:

— Три с минусом! — выкрикнул он с места.

— При чем здесь три и какие-то минусы?

— А у него прыжок плохо получается: на кусты пузом свалился.

— Ты где, Дроздов, находишься, на комсомольском собрании или на вечере юмора? — возмутилась Щеглова. — Прошу серьезно и по существу.

— Можно и по существу, — встала Капустина. — До сих пор наш девятый считался самым организованным классом. А сейчас о нас будут говорить, да что там, говорят уже: «В девятом «А» прыгают из окон». Раньше у нас были комсомольские активисты, спортивные чемпионы, солисты ансамбля, теперь у нас появился свой хулиган. Да, я не оговорилась. Поэзию любят все, но прочитать в классе стихи какого-то проходимца — это и есть настоящее хулиганство.

— Проходимец здесь ни при чем.

— Ты просишь слова Чередникова? — сразу отреагировала Щеглова.

— Стихи, положим, любят далеко не все, — уточнила Маринка Чередникова. — И проходимец здесь ни при чем. Ланской читал стихи одного из замечательнейших поэтов Франции. Написаны они больше пятисот лет назад. Но и сейчас Вийона почитают за его прогрессивные взгляды и талант… И вообще… я против такой прямолинейности: прочитал человек стихи, ну… не совсем привычные для класса, и сразу же — хулиган. Выпрыгнул из окна — дикая выходка. А этаж-то, между прочим, второй.

— Уж это ты, Мариночка, слишком! — возразила Тамара Зяблова. — Что ж ему, медаль за подвиг давать?

— Дело, Зяблик, не в медали, — вмешался Юрик Неруш. — Этаж действительно второй. Интересно, сколько отсюда метров будет? — Он заглянул через подоконник на улицу.

— Псих откуда хочешь прыгнет, — высказал свое мнение старший близнец Кирилл Цигвинцев.

— А лунатики вообще по крышам ночью голяком разгуливают и не падают, — добавил младший близнец Роман Цигвинцев.

— При чем здесь лунатики и психи? — остановил их Юрик. — Вот кто из нас бы прыгнул?

Щеглова заволновалась. Вместо осуждения получалось чуть ли не одобрение. И сколько бы продолжался этот «диспут», неизвестно, если бы снова не вмешался Дроздов.

— Никакое это не геройство! — крикнул он на весь класс. — Просто втрескался Ланской в Зинку Коротич, вот и выламывается перед ней!

Кровь прихлынула к лицу Максима. После урока геометрии на столе остался большой деревянный циркуль, с помощью которого чертили на доске. Максим схватил его и, чувствуя весомую тяжесть в руке, бросился к парте Дроздова. Несколько человек преградили ему дорогу. Максим оттолкнул одного, поднырнул под руку другого, замахнулся и… почувствовал резкую боль в плече: в нем что-то хрустнуло, и циркуль упал на пол. Сапрыкин силу свою медвежью применил: обезоружил Максима, стиснул так, что дыхание перехватило, вернул на место, усадил за парту.

— Подумаешь, Ромэо выискался! Наплевать Зинке на твою красоту! У нее любовь с Воротниковым! — кричал Дроздов.

— Сиди! — Сапрыкин давнул сверху на плечи Максима, когда тот снова рванулся из-за парты.

Но не этот окрик остановил Максима, а взгляд Зиночки Коротич, долгий и спокойный взгляд ее распахнутых глаз.

Максим отвернулся к окну.

— Дурак ты все же, Дрозд, — сказал Юрик. — Над чем смеешься?

Дроздов еще поерепенился немного по инерции и смолк. Щеглова вернула собрание к сути дела.

Максим сидел, все так же отвернувшись к окну, словно то, что происходило в классе, его вовсе не касалось… И только внутри у него подрагивало мелкой дрожью.

Сохраняя невозмутимый вид, гордо вскинув голову, Максим вышел из класса.

«Значит, вот я какой?.. Навалились скопом… Проявили организованность!» — с обидой упрекал он девятый «А», в одиночестве шагая по холодной, ветреной улице.

— Случилось что-то, Максик? — взглянув на сына, забеспокоилась мать. — Ты не заболел?

— Не заболел, и ничего не случилось, — ответил Максим и сразу прошел в свою комнату.

— Мой руки, ужинать будем, — заглянула мать следом.

— Не хочу… Потом, — отмахнулся Максим.

Он выбрал на стеллаже книгу поинтереснее и лег на диван — он всегда так делал, когда хотел отвлечься. Не читалось. Мысли возвращались к собранию. Обида не проходила. И на себя он досадовал: не так что-то сделал на собрании. Сперва психанул глупо. Потом молчал гордо. Красиво, конечно. А что толку? Подставил им голову: нате, бейте… Они и постарались, навешали ему в меру сил и способностей… Нет, зря он в молчанку играл… Ответить надо было, выдать каждому, что положено… Подумаешь, судьи безгрешные… Уж он-то знает: есть у них грешки, у каждого, если поискать. Он и искал, и выкладывал. Да что толку заочно выкладывать, все равно что самому перед собой кулаками размахивать. А ему хотелось побольнее ударить. «Ладно, будет еще время, — успокаивал он сам себя. — Не последнее собрание, не одному ему ходить в персональщиках». Но как ни успокаивал себя Максим, как ни предугадывал, что и кому он выдаст, все это могло случиться только в будущем. А будущее его не устраивало, своих противников-обидчиков ему не хватало сейчас. Но что делать? Не открывать же завтра снова собрание…

И тут пришла мысль. А что, если… А что, если ответить им всем сразу? Письменно… Как?.. Сочинение! Вот именно.

Максим долго расхаживал по комнате, обдумывая пришедшую ему мысль. Потом подошел к столу… Достал чистую тетрадь…

Опять задумался, покусывая кончик ручки…

Когда мать, тихонько приоткрыв дверь, заглянула в комнату, она увидела, что сын что-то пишет в тетради. Увидела и удивилась: Максим никогда не занимался по вечерам, после школы. Она тихо прикрыла дверь и пошла на кухню, ступая осторожно, чтобы не потревожить Максима.