Кто взял фальшивую ноту? - Григорий Владимирович Абрамян

Мы с Женькой молчали.

А на сцене тем временем появился директор музыкальной школы. Тот самый высокий человек в очках, который говорил с грузовика на «Площадке встреч».

Теперь он выглядел иначе. Одетый во всё чёрное, с белым галстуком бабочкой, он быстро вышел на сцену и вежливо поклонился публике.

— Это дирижёр, — сказал Женька.

— Совершенно верно, — последовал весёлый ответ генерала, — он мой коллега, генерал музыкального войска.

Между тем из глубины оркестра послышался протяжный звук, словно пастух затянул песню, но, забыв продолжение, тянет задумчиво первый звук.

К нему присоединилась одна скрипка, другая — это я хорошо слышал и видел. Заиграли слева, справа. Вступили чьи-то низкие голоса. Расталкивая остальных, загудели басы, и весь зал наполнился весёлым гомоном, словно мы попали на птичью ярмарку.

Вдруг всё оборвалось по знаку дирижёрской палочки, словно она была волшебная.

Некоторое время длилась пауза. Потом со сцены послышался шорох. Точь-в-точь такой, какой поднимает ветер, подметающий осенний лес.

Я замер и готов был поклясться, что в зале повеяло опавшими листьями.

Постепенно шорох перерос в могучий ветер. Он всё нарастал, нарастал, словно над невидимым лесом пронеслась настоящая буря.

Что-то бабахнуло, словно прогремел гром, и опять стало тихо-тихо…

Дирижёр замер, его вытянутые руки застыли. Со стороны казалось, будто он держит в руках хрупкую вазу, до краёв наполненную водой.

Потом он стал плавно раскачиваться, и в зале закружились звуки вальса.

Женька сидел, уставившись на сцену словно заворожённый. Глаза его горели, а руки сами собой делали движения в такт музыке.

А когда оркестр замолк, раздались такие аплодисменты, что мне показалось, будто закачались стены и затрещал потолок. Ничего подобного я раньше не слышал.

Генерал поднялся и хлопал в ладоши стоя. Повскакали с мест и мы. Впрочем, на ногах был весь зал.

Долго не смолкали аплодисменты. Дирижёр несколько раз выходил и кланялся. Но каждый раз он поднимал на ноги оркестр и показывал на него: «Мол, я тут ни при чём. Вот кто доставил вам удовольствие!»

А оркестранты тоже не стояли без дела. Они легонечко постукивали смычками по обратной стороне скрипок, виолончелей и контрабасов. Может быть, они благодарили публику за внимание? А может быть, приветствовали своего командира — генерала музыкального войска?

Наконец всё стихло. Мы уселись на свои места.

— Хорошо, ребята, не правда ли? — спросил генерал.

— Хорошо! — ответили мы в один голос. — Просто замечательно!

— У меня внук играет в этом оркестре! — с гордостью сказал генерал. — Он сейчас придёт сюда. Я вас обязательно познакомлю.

Мы с Женькой переглянулись: вот здорово! И нам захотелось поскорее увидеть генеральского внука.

«Может быть, — размечтался я, — мы подружимся с этим внуком и как-нибудь втроём пойдём в гости к его дедушке-генералу? И тот расскажет нам про войну и про свои подвиги. Может быть, я даже научусь драться…»

Неожиданно мои мечты оборвались. Кто-то дёрнул меня за рукав. Смотрю — девочка, которую Женька просил передать Кузе барабанные палочки.

— Тебе чего? — спросил я.

— Ой, мальчики! — зашептала она мне на ухо. — Вас ищет Татьяна Васильевна. И Сметанкин с ней. Уходите поскорее!

Я с перепугу даже спасибо ей не сказал. Да она и не стала ждать — убежала.

Я склонился к Женьке и сказал ему:

— Айда отсюда! Быстрее, а то поздно будет.

Когда мы очутились на улице, я всё объяснил Женьке. Женька в сердцах топнул ногой:

— Эх, так и не познакомились с внуком генерала. Вот обида… Может, Федя, мы напрасно убежали?

— Совсем не напрасно. Это даже здорово, что мы вовремя смылись. Разве забыл, какой синяк ты посадил Кузе под глазом? Да ещё рубашку изорвал! Представляешь, как нас опозорили бы перед генералом!

— Ну, Кузя, погоди ещё! Я тебе и за это добавлю. Уж я тебя не пожалею! Не посмотрю, что ты на ксилофоне играешь.

— Совести у него нет. Мы ему палочки вернули… Наподдай ему как следует, Женька!

Концерт вскоре окончился.

Ребята из музыкальной школы погружались в те же красные автобусы. Увидели мы и Петю Люлькина. Он всё крутился возле одной из машин, а лезть внутрь не хотел — кого-то высматривал.

Может, меня и Женьку?

Наконец Люлькина силой затолкали в автобус, хотя он упирался и о чём-то просил.

Потом мы увидели генерала и дирижёра оркестра.

Генерал пожимал дирижёру руку. Улыбаясь, что-то говорил.

«Сегодня ваше музыкальное войско одержало полную победу! — вот что, наверное, он говорил. — Удивительная у вас армия! Она может добиться победы или потерпеть поражение, не имея ни одного противника».

Тут, откуда ни возьмись, к генералу подкатил чёрный «ЗИМ».

Генерал жестом показал дирижёру на машину. «Мол, садитесь в мою военную машину, я вас живо домчу». Но дирижёр покачал головой и показал на автобусы: «Простите, мол, не могу. Генералы не вправе покидать своё войско даже после победы!»

И они расстались.

Генерал сел в чёрный «ЗИМ», а дирижёр — в автобус.

Толпа у театра стала редеть.

На столбах уже зажглись фонари, и сразу наступил вечер. Нам тоже пора было возвращаться.

Раза два нас высаживали из автобуса, а в метро и вовсе не пустили — денег на билет не было.

Остаток пути нам пришлось пройти пешком.

Добрались мы домой часов в девять, не чуя под собой ног от усталости.

Навстречу мне кинулась взволнованная мама. Отец же коротко спросил:

— Ну?

Мне здорово попало. Женьке, думаю, не меньше, хотя подробностей он не рассказывал.

На следующий день мы с Женькой, захлебываясь и перебивая друг друга, рассказывали ребятам о кремлёвском концерте.

Васька слушал, слушал, потом пренебрежительно махнул рукой:

— Тю-ю! Тоже мне невидаль! Давайте лучше пошлём Гришу за мячом и сыграем в футбол.

— Мячи гонять умеет всякий дурак, — ответил Женька и вдруг заявил: — Хотите играть в оркестре?

«Ай да Женька! — подумал я. — Всегда придумает что-нибудь интересное, не то что я».

Ребята не сразу поняли, о чём говорит Женька.

Кто-то неуверенно спросил:

— Чего-о?

— А ничего. В оркестре, говорю, хотите играть?

Первым откликнулся Гриша.

— Я хочу, — сказал он. — А на чём мы будем играть?

— На чём хотите, — нетвёрдо произнёс Женька. — Ну, на этих самых… Скрипках…

— На одних скрипках далеко не уедешь, — сказал Костя. — В оркестре