Новое вино - Александр Сергеевич Вознесенский
Тут можно читать бесплатно Новое вино - Александр Сергеевич Вознесенский. Жанр: Русская классическая проза издательство , год .
Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте knigi-for.me (knigi for me) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию),
описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
к приятелю, который остановился у окна. -- Я, впрочем, не имею настоящего права вмешиваться, потому что не знаю, так сказать, подпочвы вашего спора. Многие женщины, действительно, свою самостоятельность облекают в излишне внешние и излишне острые формы. Это царапает мужчину и заставляет его стонать. -- Вот, вот! -- обрадовался Балыг. -- Именно стонать! А для чего это надо и ей и ему, когда кругом радость, довольство, гуляй себе под солнышком и благодари бога. Он повернулся и рукой указал на луг, залитый буйной травой и весело сбегавший к пруду, за которым золотилась церковь, навевающая мир на село... Чельцов поглядел на луг, на белые домики села, потом искоса, взглянул на Веру Тихоновну. Опа подошла к зеркалу и длинными пальцами красивой руки слегка оправляла сзади тяжелый овал волос, свисающих над высокой шеей. Из жгучих змеистых бесед, которые то и дело вспыхивали между супругами в течение первых же дней, Степан Михайлович понял, что Вера Тихоновна не хочет иметь детей, и в этом -- давняя, натертая боль ее мужа. В субботу под вечер Петр Романович, вернувшись из деловой поездки по имению, долго катал гостя по обширному пруду и доверчиво-ново говорил о себе, о жене, о разладе... Вокруг лег зелено-красный илистый ковер, изредка прорезанный камышом, и Степан Михайлович любовался водорослями, вкрапившими в однотонную гладь ковра неожиданные свои узоры... -- Ты сам видишь: так больше жить нельзя. Мы накануне разрыва. А я этого не могу! Ни думать, ни поверить не могу. Лучше уж смерть. Вот, признаюсь, я несколько и рассчитывал на тебя. Она, ведь, из гордости не показывает тебе, даже о твоих сочинениях не говорит... а она тебя очень уважает! -- Вера Тихоновна меня слишком мало знает, -- заметил Чельцов. -- Нет, еще раньше, как писателя... давно знает тебя. Ведь сам я без конца увещеваю ее: но чем я могу ее пронять? Людей она презирает, да и какие здесь люди па самом-то деле, на кого указать: даже поп наш пьет горькую и сквернословит. Богом ее стращать, но в бога не верит она, или верит по-своему, по-модному..., в высшую справедливость! А какие законы у нее? Может быть, по высшей справедливости и действительно мы с Верой не пара... -- Да, вы не совсем... не сходитесь, я хотел сказать. Я даже думал о том, как вы встречались до венца, о чем говорили, как ласкали друг друга? -- А ни о чем! Как-то молча мы поженились. Я помещик... с образованием, она в девушках у родителей засиделась. Очень благородная семья. Но все же решила замуж итти, а тут я подвернулся. Была еще красивее, сразу в нее влюбился. Так и вышло, почти без слов. Знаешь, мы даже не целовались... Степан Михайлович не отвечал. Страннообыденным показалось ему то, о чем рассказывал Балыг: ему почему-то все это представлялось таинственнее и иначе. -- Я вижу, -- продолжал Петр Романович, -- что ты не больно разговорчив с моей женой. Скрытная она. И не очень-то она правится тебе... это ничего, ты не стесняйся! Ты человек душевный, открытый, а у нее все про себя... Однако, если бы ты захотел... попробовал, понимаешь, со стороны? Ты ведь у нас Златоуст и по женской части--философ... Степана Михайловича стесняла эта миссия, но он побоялся ее отклонить: небольшие, круглые глаза Балыга на широком его лице смотрели покорно, жалобно и выжидательно-горько. Чельцов ответил только, что Вера Тихоновна, действительно, почти не разговаривает с ним, никогда не остается с ним наедине, и трудно будет уловить для такого разговора время. Петр Романович сразу оживился и придумал, как устроить беседу завтра же, в воскресенье, с утра: сам он уедет с приказчиком, а жене предложит повести гостя в лес. И лихо повернул лодку к берегу: жена будет дожидаться с чаем. Когда вернулись в усадьбу, Вера Тихоновна, высоко подняв лейку, поливала у веранды цветы. Стройная фигура ее подпоясана была белым фартуком, а голова была подвязана цветным крестьянским платком. -- Вот, -- указал, проходя, Петр Романович, -- глядишь и любуешься. А как представишь себе самостоятельную женщину: в конторе, в очках, с папироской в зубах, -- фу, пакость! -- Вы меня представляете себе такой, если бы я стала самостоятельной? -- спросила у Чельцова Вера Тихоновна, не прерывая поливки и лишь чуть повернувшись к нему щекой. Степана Михайловича почему-то задело то обстоятельство, что молодая женщина, завидев его, даже не попыталась оправить повязку или не сорвала фартука, намокшего от брызг. -- Нет, не представляю, но... -- Что "но"? -- переспросила она и оголила выше руку от сползавшего на нее обшлага. -- Но все же я представляю себе вас... вы могли бы быть начальницей палаты мер и весов или заведующей бумажным складом. Ей почувствовалась явная колкость в этих словах, и она сказала нарочно громко: -- Не наблюдательно! Я могла бы быть шансонеткой в "Тиволи". -- И она скрылась за кустом роз, а Балыг, пожимая плечами, взял под руку Степана Михайловича и повел его в комнаты пить чай. Тотчас же пришла и Вера Тихоновна, уже снявшая фартук и повязку. Она начала разливать чай, степенно беседуя с мужем о хозяйственных мелочах и как бы совсем позабыв о происшедшей в саду сцене. Когда отпили чай, Вера Тихоновна взяла большую связку ключей, собираясь выйти из столовой, а Петр Романович, вдруг взглянув на часы, приложился к руке жены и заторопился: -- Ты извини меня, дорогой, -- простился он со Степаном Михайловичем. -- Завтра воскресенье, я пойду на село в церковь. Чельцов, оставшись один, пошел в кабинет хозяина, нашел старый, втиснутый в толстую кожу том Пушкина, и, увлекаясь и дивясь многому, читал до темноты "Онегина", которого почти не помнил. 6. -- Мог ли бы я увлечься Верой Тихоновной? Никогда! -- так спрашивал и так отвечал себе Степан Михайлович, лежа утром во флигеле в своей постели и рассматривая зайчиков, пущенных солнцем по потолку. Степан Михайлович не причислял себя к сонму тех мужчин, для которых некоторое время, прожитое вне интереса к женщине, кажется подвигом аскетическим, а дни -- потраченными впустую. Но он знал свою нервную любопытную "ноздрю", как он шуточно называл это мужское свойство, напрягавшуюся, настраивавшуюся сторожко всякий раз, когда чувствовалось присутствие женщины, которая могла бы заинтересовать. Пять дней провел уже Степан Михайлович в Березанке, где жила рядом женщина--такая картинная, нет, вернее, такая "правильная" Вера Тихоновна, -- и,