Электрические киты - Александр Касаверде
Первые годы, пытаясь выучить русский, мама еще ходила босиком по Арбату, Таганке. Неужели такое и правда было? Всего лишь каких-то сорок лет назад… а потом через двадцать лет она стала заведующей в магазине фототоваров на том же Арбате и ходила в туфлях и платье, которое я видел на показе мод по телевизору. На работу нас возил ее шофер, а обедали мы в ресторане «Прага».
– Английский – это твоя жизнь. Ты все сделаешь, чтобы он у тебя от языка отскакивал.
Вселенная такая смешная штука, что для Бога мы, наверное, что-то в духе Монти-Пайтона. Потому что знаете, что мы ели тогда в ресторане? Моя мама заказала деликатес: говяжий язык. Как будто это был какой-то тайный мистический обряд посвящения в филологи.
– Съешь язык и поступи в иняз.
Ну что ж, фокус сработал. До того момента, пока меня не отчислили со второго курса, я правда был одним из лучших на факультете. И за первый год успел перечитать уйму прикольного: Шекспира, Данте, Мэри Шелли, Маркеса, Софокла, Сервантеса. Вот бы вся учеба была такая: читаешь книжки про всякие приключения и говоришь, что о них думаешь. Помню, я, когда за Дон Кихота отвечал, сказал, что это был такой первый Бэтмен или Человек-паук. Только более честный. Ну, в том плане, что у него, как и у нормального человека, не все получалось. Как говорится, shit happens. По мне, так он настоящим героем был, а не куклой, как в современных франшизах, и каждый его супергеройский поступок имел последствия. В конце концов он и вовсе умер от осознания того, что супергерой живет лишь у него в голове, а другим как-то не всегда уютно рядом с таким Мистером Я-Всех-Спасу. Вот представьте Бэтмена, который бы умел сочувствовать и понимать причины своих поступков. В духе: «О блин, сколько я людей покалечил, сколько всего разрушил. Это все оттого, что мама в детстве хотела девочку и одевала меня в эти дурацкие наряды. Я же вам честно скажу, что костюм мыши – это чистой воды фетиш. Эти обтягивающие лосины и кубики на животе. Простите меня все, кому я сломал жизнь». Сейчас я понимаю, что Джокер, как и я, нуждается в помощи или, как говорила моя мама, отправляя меня к очередному психологу, в психологической коррекции. Может быть, если бы я просто обнял его или выслушал, мир бы и правда стал лучше?
Как вы поняли, моей коронной фишкой на занятиях по зарубежной литературе было умение перетасовывать героев. Я просто менял мотивации персонажей, переворачивал их судьбы, придумывал… какие-то ходы… честно, я хотел только посмеяться. Но преподаватели меня выделили и сказали, что я буду писателем. Это вторая хрень, которая испортила мне жизнь. Согласитесь, намного прикольнее быть айтишником или каким-нибудь там, в жопу, маркетологом. Ты хотя бы понимаешь, что тебе нужно куда-то пойти, сделать какую-то работу и получить за это гонорар. Но блин… писателю даже пойти некуда. Только впутаться в какую-нибудь авантюру, чтобы потом о ней написать.
Вот так, спасибо вам большое, дорогие преподаватели, за то, что направили меня на хождение по тонкому льду жизни и потом еще выперли за то, что я завалил первый экзамен и не явился на второй. И все из-за какой-то паршивой фразы. Как будто это был тайный шифр, который должен был уничтожить мою прежнюю жизнь.
He is gone.
Он ушел во тьму и в прибой,
О скалы разбился камня,
Как Одиссей тысячу лет назад,
Как каждый из нас в одну из минут
Найдет свой причал.
Волна за волной,
Волна за волной,
Вода в море обратно вернется.
He is gone.
Леннон… отвечай же!
Ты где вообще сейчас?
Я сейчас в институте. В одном мире слышу, как каркает ворона, а в другом слышу музыку. Слышу, как весь этот абсурд вокруг меня превращается в рок-концерт:
He is gone
tо the place that nowhere exists
to the stars to the moon
to the eternal bliss
Wave by wave
Day by day
we all are already gone
To the moon to the stars to the bliss
wave by wave
day by day
The ocean begins
He is gone!
Отца нашли на даче. Он лежал на залитой солнцем грядке с тюльпанами, которые выращивал. «Причина смерти – несчастный случай», – сказала мать. И все. Больше ничего. Сколько я ни спрашивал, Ма так и не ответила…
– Вы же все равно разведены…
– И что? Тебе пока рано знать некоторые вещи.
– Какие… вещи? Мне уже девятнадцать лет.
– Сейчас взрослеют в тридцать пять. Время сдвинулось.
Что я хотел сделать больше всего в ту минуту? Я хотел закричать. Прямо на этом гребаном филфаке. Заорать так, чтобы вылетели все окна, чтобы все преподаватели закрыли уши от этого крика или у них лопнули перепонки. Но мой голос, как и в другие минуты, пропал. Я съел свой язык точно так же, как когда-то проглотил говяжий. Я проткнул горло спицей. Я вылетал из непристегнутого кресла в ночь. Я падал во тьму. Глотал воздух ртом. И смотрел вверх на поверхность. На толщу воды, за который был кислород.
Лана хочет убить