Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав

И тут я начинаю рассказывать ему всю историю про Резню за Ресторан Алисы, с полной оркестровкой, и гармонией на пять голосов, и прочими делами, всеми феноме… – а он останавливает меня тут и говорит: "Пацан, а ты когда-нибудь был под судом?"

И тут я начинаю рассказывать ему всю историю про двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, а он меня тут останавливает и говорит: "Пацан, я хочу, чтобы ты пошел сейчас вон туда и сел вон на ту скамейку, где написано Группа Дабль-Ю… Кругом МАРШ, пацан!!"

И я, я подхожу к этой, к этой скамейке вон там, и там, где Группа Дабль-Ю написано, тебя туда определяют, если ты недостаточно высокоморален, чтобы в армию пойти после того, как совершил свое особое преступление, и на этой скамейке там сидят разнообразные безобразные и гадкие уроды. Матеренасильники. Отцеубийцы. Отценасильники! Отценасильники сидят рядом со мной на одной скамейке! К тому же гадкие, гнусные, уродливые и ужасные на вид – вылитые преступники – сидят со мной рядом на одной скамейке. И уродливейший, безобразнейший и гадостнейший из всех, мерзейший из отценасильников подходит ко мне, а был он гадкий, уродливый, и мерзкий, и ужасный, и все такое прочее, садится рядом и говорит: "Пацан, что получил?" Я говорю: "Ничего не получил, заставили заплатить 50 долларов и убрать мусор." Он говорит: "Нет, за что тебя арестовали, пацан?" А я говорю: "Намусорил". И они все, на этой скамейке, раздвинулись от меня подальше, коситься стали и прочие гадости делать, пока я не сказал: "И нарушал общественное спокойствие". И тут все они обратно сдвинулись, пожали мне руку, и мы на этой скамейке прекрасно провели время, беседуя о преступности, о том, как матерей резать, отцов насиловать, обо всяких прочих оттяжных делах, о которых можно на скамейке разговаривать. И все было прекрасно, мы покуривали сигареты и всякое такое, пока не подошел Сержант с какой-то бумаженцией в руке, не поднял ее повыше и не сказал:

"Пацаны, на-этом-листке-бумаги-47-слов-37-предложений-58-слов-мы-хотим-знать-подробности-преступления-время-совершения-преступления-любые-другие-детали-которые-вы-можете-нам-сообщить-относящиеся-и-имеющие-отношение-к-совершенному-вами-преступлению-я-также-должен-выяснить-фамилию-офицера-полиции-совершившего-задержание-и-арест-и-любые-другие-подробности-которые-вы-имеете-сообщить", – и говорил он так сорок пять минут, и никто не понял ни единого его слова, но мы изрядно повеселились, заполняя бланки и забавляясь с карандашами на этой скамейке, и я заполнил про резню с гармонией на четыре голоса, и все там записал, как все и было, и все было прекрасно, а потом отложил карандаш, перевернул листок бумаги, и там, там, на другой стороне, прямо посередке, отдельно от всего остального на этой обратной стороне, в скобках, заглавными буквами, в кавычках, стояли следующие слова:

("ПАЦАН, ТЫ РЕАБИЛИТИРОВАЛ СЕБЯ?")

Я подошел к сержанту, говорю: "Сержант, какой же чертовской наглостью вы должны обладать, чтобы спрашивать меня, реабилитировал ли я себя, в смысле, то есть, в том смысле, что я сижу тут у вас на скамейке, в смысле, сижу тут у вас на скамейке Группы Дабль-Ю, потому что вы хотите знать, достаточно ли я высокоморален, чтобы вступить в армию, жечь женщин, детей, дома и деревни после того, как намусорил." Он на меня посмотрел и говорит: "Пацан, нам такие, как ты, не нравятся, и мы отправим твои отпечатки пальцев в Вашингтон".

И вот, друзья, где-то в Вашингтоне, обожествляемое в какой-то маленькой папке, лежит черным по белому исследование моих отпечатков пальцев. И единственное, почему я вам сейчас пою эту песню, – это потому, что, может быть, вы знаете кого-нибудь в похожем положении, или сами можете быть в похожем положении, и если вы окажетесь в таком положении, сделать вы можете только одно: зайти в кабинет к психиатру, где бы вы ни были, просто зайти и сказать: "Псих, заходи – будешь сыт и пьян – к Алисе в ресторан". И выйти. Знаете, если один человек, всего лишь один человек так сделает, они могут подумать, что он очень болен, и его не загребут. А если два человека, два человека так сделают, в гармонии друг с другом, то они могут подумать, что эти двое – педики, и не загребут ни одного. А три человека это сделают, три, можете себе вообразить, три человека заходят, поют строчку "Ресторана Алисы" и выходят. Они могут подумать, что это организация. И представьте, вы представьте только себе: пятьдесят человек в день, я сказал – пятьдесят человек в день заходят, поют строчку из "Ресторана Алисы" и выходят. Тут, друзья, они могут подумать, что это массовое движение.

Так оно и есть, это Массовое Движение Против Резни За Ресторан Алисы, и вступить вам в него можно, всего лишь спев ее при первом же удобном случае, когда ее заиграют на гитаре.

С чувством. Поэтому мы подождем первого же удобного случая. Когда ее заиграют на гитаре, вот тут, и подпоем, когда ее заиграют. Вот она:

Это было ужасно. Если вы хотите покончить с войной и всем прочим, петь надо громко. Я вам эту песню пою уже двадцать пять минут. И могу еще двадцать пять минут петь. Я не гордый… и не устал.

Поэтому подождем, пока ее не заиграют на гитаре в следующий раз, и теперь уже с гармонией на четыре голоса и чувством.

Вот ждем, просто ждем, пока ее не заиграют еще раз.

Поехали.