Тамара. Роман о царской России. Книга 1 - Ирина Владимировна Скарятина

"Мой отец был гаджо, то бишь русским – вот почему у меня такой цвет кожи, – тихо ответила она. – Но тем не менее, кто бы мой отец ни был, я цыганка и свободна как ветер, могу идти, куда захочу, и делать то, что пожелаю! Если кто мне понравится, я буду его. Если же нет, то меня ни за какие деньги не купишь".

Её голос зазвучал зычно и звонко, и ищейки беспокойно шевельнулись и зарычали.

"Пусть Вы и князь, – продолжила она, сверкая очами, – но мой народ самый древний в мире. Он странствовал по земле задолго до того, как кто-либо из вас родился. Мы никому не принадлежали и никогда не станем принадлежать! Но что вы знаете о нас, кроме того, что у нас тёмная кожа, мы живём в палатках и скитаемся по всему миру по собственной воле? …"

"Да! Даёте лживые предсказания судеб, крадёте всё, до чего могут дотянуться ваши грязные руки и наводите на невинных христиан свои злые чары, – перебил Яков Дмитриевич, сердито трижды сплюнув через левое плечо, дабы отогнать любую порчу, которую она могла на него навести. – Чума на тебя, девка! Если б я только знал, что в тебе течёт цыганская кровь, я бы тут же вышвырнул тебя из своих владений, дочь проклятого рода!"

Но Доминика только снова рассмеялась. "Не так быстро, Батюшка родимый, Сокол своей Отчизны!" – прошептала она, подвигаясь к нему поближе. Он чувствовал тепло её тела, в то время как странный, незнакомый аромат окутал его со всех сторон.

"Не смей проделывать со мной свои цыганские штучки!" – пробормотал он, но его гнев уже исчез.

"Чёрт бы побрал эту девку, но она прекрасна, – подумал он, невольно любуясь ею, будто породистой кобылкой. – А этот огонь в её глазах! …"

В любом случае, это было что-то новенькое, что-то необычное! Дьявол её подери – она была полна сюрпризов! То скромная и сдержанная, с опущенными очами и девичьим румянцем – сплошь мёд и сахар, – а то, без единого слова предупреждения, вспыльчивая юная ведьма, превращавшаяся из крестьянской девушки в дикую цыганку! И именно тогда, когда он меньше всего этого ожидал, когда думал, что она вот-вот растает в его объятиях, если не с радостью, то, по крайней мере, из чувства полной покорности. Но это было намного лучше. О, святые отцы, да! Яков Дмитриевич восхищённо прищёлкнул языком, и кровь забурлила у него в жилах. Уже давно он не чувствовал себя столь возбуждённым.

"Что ж, если она хочет поиграть – быть посему, – весело решил он. – Пусть эта лошадка покажет, как умеет гарцевать. На такое стоит посмотреть – честь ей и хвала за то, что заставила меня так себя чувствовать! Да ведь я снова молод" … И он неожиданно расхохотался и крикнул: "Танцуй, цыганка, и спой для меня – докажи, что не лжёшь и достойна своего табора. Давай …"

И он принялся медленно и ритмично хлопать в ладоши, напевая известную цыганскую мелодию.

При этих звуках Доминика тихонько вскрикнула и, сорвав с себя чёрную шаль, легко выбежала на середину Венеры. Мгновение она стояла совершенно недвижимо, запрокинув голову, закрыв глаза и опустив по бокам руки. А затем по её телу пробежала дрожь. Её веки, словно отяжелевшие от долгого сна, медленно поднялись и загадочная полуулыбка целиком изменила выражение её лица. Её плечи стали двигаться вверх-вниз – раз, другой, снова и снова, в такт с ритмичными хлопками Сатрапа. Ещё пара секунд, и она, едва двигая бёдрами, заскользила по кругу, хотя в то же самое время всё её тело от талии и выше, дрожало, как в лихорадке. Необычный эффект состоял в том, что одновременно исполнялись как бы два разных танца: в одном из них участвовали только её ноги, плывшие особенным, скользившим образом по мраморной поверхности пола Венеры, в то время как в другом её плечи, грудь и вытянутые в стороны ладонями вверх руки не переставали дрожать со всё нараставшей частотой по мере того, как темп танца безумно ускорялся.

Всё бойчее и бойчее хлопал в ладоши Сатрап, всё быстрее и быстрее летела по кругу Доминика, пока единственным, что он мог ещё видеть, были её развевавшиеся юбки и сверкание бус и серёг.

"Довольно! – закричал он, внезапно прекратив и опускаясь на мраморную скамью, обессиленный, будто плясал он сам. – Хорошо, девка, ты умеешь танцевать! А теперь успокойся и пой".

Когда же, завершив последний оборот, с взметнувшимися вокруг неё широкими юбками она опустилась отдохнуть у его ног, он склонился над ней, гипнотически глядя прямо в её глаза, будто главный таборный певец, призывавший свою смуглую примадонну взять её первую ноту. Затем, когда она полностью восстановила дыхание, он запел знаменитую старую цыганскую песню.

И Доминика мгновенно подхватила её, медленно покачиваясь в ритме знакомых слов взад и вперёд. В её типично цыганском голосе зазвучали глубокие, пульсирующие ноты, и по спине Сатрапа побежали мурашки восторга. Возбуждённые мысли, будто потоком, хлынули сквозь его мозг.

"Она цыганка, в этом нет сомнений – она совершенно точно не лжёт. Никто, кроме цыганки, не мог бы так петь и танцевать. Но разве кто-нибудь когда-нибудь слышал о белых цыганках? Она словно белая ворона.