Отречение - Алиса Клима

– Тише, – почти засмеялась Вера шепелявому говору Самсонова. – Молодец, Самсонов. Очень меткая цитата.

– А я шо говорю – шляпа! Сдрейфил! – выкрикнул раздосадованный Дьяченко.

– Мужики все такие, – влезла нетерпеливо Клавка. – Вечно резину тянут, лажают, а потом локти кусают! Кто еще Евгения так бы любил, как Татьяна? Он стал не нужен Татьяне, как говорится: любовь прошла, завяли помидоры.

Класс загоготал.

– Нет, – промолвила Вера с улыбкой. – Татьяна не переставала любить Онегина. Она без лукавства ему об этом сказала при последней встрече. Но она была слишком горда, чтобы стать его… любовницей. Она слишком дорожила чувствами, чтобы принести их в жертву пошлости тайных отношений. Татьяна предпочла сохранить достоинство слишком дорогой ценой. Да и воспитание ей не позволяло. И общество в то время не простило бы адюльтера…

– Я тоже так думаю, – сказала Клавка, – только так красиво, как ты, сказать не могу!

Вера опустила глаза. Ларионов выглядел смущенным.

– А что, развод Татьяна не могла получить? – спросила Полька Курочкина. – Вышла бы замуж за Евгения и жила бы счастливо. И дети бы у них красивые родились!

Вера задумалась с улыбкой.

– В этом был великий реализм Пушкина, – сказала она. – Во-первых, в то время развод был позором – вспомните Анну Каренину. Но я думаю, что это было не единственной причиной ее отказа Онегину. Она была глубоко оскорблена пренебрежением, которое он выказал в ответ на ее искреннюю любовь. Он пренебрег ее простотой, юностью. Но, узнав в светской львице Таню, решил обладать ею.

– Но он же признался ей в том, что был олух, – протянул Самсонов. – Вечно бабы все усложняют!

– Да, – выдохнула Вера. – Не все просты, и в этом часть ответа на ваш вопрос. Евгений признался ей, что ошибся, но признание ошибки не отменяет ее прежних страданий. Возможно, время бы излечило Татьяну. Но Пушкин покинул Онегина в тот час, когда Татьяна отвергла его. Я думаю, он хотел оставить этот вопрос открытым. В жизни тоже так бывает. Не на все вопросы люди получают ответы сразу или вообще когда-либо. Автор выбрал многоточие. Я бы так же поступила на его месте.

В классе стояла тишина. Ларионов выглядел задумчивым.

– Потрясающий роман, – вздохнула Полька. – Я теперь его еще раз двадцать прочту. Такая любовь, и такая судьба… Меня так никто не любил, чтобы такое говорить, как Онегин Татьяне.

Вера облокотилась о стол.

– Значит, у тебя все еще впереди. Зато теперь ты знаешь, как может быть прекрасна любовь. Это не сейфы вскрывать, – добавила она с улыбкой.

Самсонов наклонил голову и почесал затылок.

– Есть такое, Ирина Дмитриевна.

– Ну что же, пожалуй, на сегодня – все, – сказала Вера, положив томик с романом на стол. – Завтра приступаем к рассказам Антона Павловича Чехова. А сейчас у вас будет пятиминутный перерыв и затем – политчас с гражданкой Губиной.

Заключенные стали выходить из класса, благодаря Веру и спрашивая, как можно еще почитать Пушкина.

Вера осталась наедине с Ларионовым. Она склонила голову набок.

– Вам хоть понравилось?

Ларионов продолжал стоять у окна.

– Больше, чем ты можешь себе представить, – ответил он, криво улыбаясь от смущения.

Вера не могла скрыть радости. Она потирала замерзшие руки и улыбалась Ларионову. Вера достала листочки с сочинениями и с азартом зачитывала ему отрывки, а он не мог нарадоваться ее счастью. Перед глазами его беспрестанно проносилась картинка, которую он тысячи раз представлял в полку, потом реже на зоне – Вера, выбегавшая из комнаты ему навстречу в кремовом платье в мелкий горошек в квартире на Сретенском бульваре. Им так о многом надо было поговорить, но они не говорили об этом. Они жили теперь настоящим и говорили только о настоящем.

– О чем вы думаете? – радостно спросила Вера. – Вы видите, как они пишут? Видите, сколько всего в их душах происходит? Это же человек заговорил!

– Вижу, – радовался Ларионов, понимая, как глупо он выглядит с его счастливой улыбкой. – Я благодарен тебе, что ты пригласила меня… и за все, что ты тут делаешь.

Вера отложила сочинения и села на край стола.

– Так приходите чаще.

Ларионов замешкался.

– Я буду, – скомканно ответил он и засобирался.

– И вот еще что, – заговорила Вера, когда он уже был в дверях. – Спасибо за новые книги. Лариса так рада!

Ларионов кивнул и вышел. Весенний воздух наполнял грудь. Он все еще был морозным, но запах весны никогда нельзя пропустить. Он появляется внезапно однажды утром, когда весна решает, что ей время приходить. Почему этот запах всегда вселяет надежду? И как люди понимают этот запах? Все и везде его чувствуют одинаково.

Ларионов понимал теперь, зачем пригласила его на урок Вера. Ей было важно, чтобы он гордился их общим делом, понимал его важность и нужность. Усилия всех прошедших месяцев не были напрасными, как не могут быть напрасными любые усилия человека, в которых есть любовь, любые созидательные намерения. Ларионов также понимал, что такие достижения состоят из множества малых дел, из подготовки и труда, которые никогда не дают немедленных плодов. Но когда результат наконец виден, возникают небывалый душевный подъем и удовлетворение, которые толкают людей созидать дальше. И что интересно, разрушительные действия требуют меньших усилий, часто дают плоды быстрее, но не способны подарить ощущение душевного подъема, а, напротив, лишают сил и утомляют, старят и заставляют болеть.

Ларионов постоял на крыльце, поправил фуражку и зашагал к баракам, а Вера смотрела ему вслед, прислонившись к косяку окна библиотеки. Ей было хорошо.

* * *

После того посещения Ларионов больше не приходил на уроки. Приближался май, и стало теплеть. В библиотеке уже открывали окна. Это была первая весна Веры в лагпункте. Однажды во время урока она увидела Ларионова. Он подошел к зданию и стоял в нерешительности под окном. Вера продолжала говорить, ожидая, что он поднимется. Ларионов снял фуражку, слушая ее голос, словно готовясь войти в библиотеку. Он долго стоял, облокотившись о бревна. Вера хотела позвать его, но не могла. Ларионов смотрел прямо перед собой, потом надел фуражку и поспешно ушел.

– Что-то случилось? – послышался голос Паздеева, который попросился посещать уроки.

Вера вздрогнула и отошла от окна в задумчивости.

– Нет, нет, – улыбнулась она. – Лариса идет. Продолжим.

Лариса, переваливаясь, направлялась от барака к библиотеке. Она шла навстречу Ларионову, который, завидев ее, невольно просветлел.

Лариса из девушки с полотен Врубеля превратилась в кустодиевскую барышню, но не столько из-за полноты, сколько от цветения. Ларионов считал Ларису красивой