Ростислав Самбук - Сейф

Кранке одобрительно кивнул: изготовить такие документы легко, и сама идея Краусса соблазнительна.

Штурмбанфюрер аккуратно сложил карту, но не спрятал ее в портфель. Небрежно отодвинул ее на край стола, как ненужную вещь. Знал места вокруг Штокдорфа как свои пять пальцев: не раз он охотился там на зайцев, вдоль и поперек измерил собственными ногами близлежащие леса и перелески.

— Пока погрузят сейф, — сказал Краусс, устраиваясь на широком кожаном диване, — я не отказался бы пообедать.

Кранке снял телефонную трубку и отдал соответствующие распоряжения. Потом позвал в комнату эсэсовцев и приказал снести сейф к грузовому «мерседесу». По дороге в столовую уточнил:

— Я вместе с сейфом останусь в Штокдорфе, а вы возвратитесь в Бреслау? И сразу вылетите в Берлин?

— Да.

— Но как же вы заберете документы из Штокдорфа? Тем более посадите там самолет, не вызвав подозрение русских?

— Вместе с Хейсом мы продумали и этот вариант. В его распоряжении будет небольшой русский самолет. Почему-то красные называют его «кукурузником». Он садится где угодно.

— А как быть с «Цеппелином»?

— Оставьте его Телле. Пусть найдет возможность переправить курсантов школы в тыл к русским. Парами или тройками... Если даже половина погибнет или сдастся, все равно мы уйдем, хлопнув дверью. А Телле прикажите после завершения операции попытаться добраться в Штокдорф. С новыми списками. Надеюсь, Пауль, вы понимаете, что за каждый новый список мистер Хейс будет вынужден платить отдельно.

Кранке усмехнулся скептически:

— Наверно, Смерш возьмет наших людей в первые же дни. Русские сейчас хорошо разбираются, что к чему. Вспомните, как тщательно готовили Ипполитова, и то мы проиграли.

Видно, само воспоминание о провале той операции было непереносимым для Краусса — он скривился и ответил кисло:

— Никто ничего не знает, и если даже пятерым из сотни удастся перейти линию фронта и осесть в советском тылу, считайте, овчинка стоит выделки. Да и Хейсу трудно будет проверить сразу ценность нашей информации.

Кранке засмеялся беззвучно, однако тут же овладел собой. Он-то лучше всех знал, что пятеро из сотни — не худший вариант.

— Возьмите с собой в Штокдорф Валбицына, — посоветовал Краусс.

— Хотите продать его Хейсу отдельно?

— Он стоит не одну тысячу долларов, — заметил Краусс. — Кроме того, вы эти несколько дней, которые понадобятся мне для контакта с Хейсом, должны держать сейф под присмотром, а Валбицын знает русский, опытный и хитрый. Он сейчас дороже золота.

— Я предпочел бы, чтобы сейф охраняли Курт с Вернером...

— Эти двое? — кивнул Краусс в сторону эсэсовцев, подгонявших грузовик к воротам.

— Вполне надежны и готовы выполнить любой приказ.

— От них за полкилометра несет солдатским духом, если даже переодеть в гражданское и снабдить наилучшими документами.

— Пожалуй, — неожиданно легко согласился Кранке, — пусть остаются здесь. Отвезут сейф и возвратятся. Да и оборона города пополнится двумя отважными защитниками.

— А настроение у вас, вижу, улучшилось, — усмехнулся Краусс.

— Сейчас я угощу вас такими бифштексами, что будете вспоминать нас до самого Берлина. К тому же есть хороший коньяк.

— Захватите коньяк в Штокдорф. Мы выпьем его, когда сядем в «кукурузник».

— Лучше, когда приземлимся у американцев.

— И то правда, — подхватил Краусс.

Он постоял немного у дверей столовой, наблюдая, как эсэсовцы с помощью курсантов грузят сейф в кузов «мерседеса», и пошел есть бифштексы с чувством исполненного долга, почти избавившись от тревоги и напряжения, не покидавших его после возвращения в Германию. Ведь через два, самое большее — через три часа он вернется на аэродром, и «юнкерс» поднимется в воздух над немецким городом, который русские неотвратимо берут в клещи. Но сейчас даже доносящийся сюда гул русских орудий не может испортить ему аппетит.

Бобренок не удивился, увидев в кабинете Карего человека в немецком офицерском мундире. Подумал: пленный, доставленный сюда для допроса, но человек сидел на диване свободно, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку, чуть ли не лежал, и смотрел на Бобренка с Толкуновым, замерших у дверей, спокойно и доброжелательно. Майор не заметил в его глазах беспокойства либо тревоги, лишь усталость и любопытство, вовсе не свойственные пленному, которому предстоит допрос в контрразведке. Правда, этот гитлеровский офицер мог не знать, что его доставили именно в Смерш, однако должен догадываться, что и в армейском штабе не может рассчитывать на дружеский разговор.

Карий сидел не за столом, как обычно, когда вел допрос пленных. Но переводчика в кабинете Бобренок не увидел и, еще не разобравшись как следует в ситуации, каким-то внутренним чутьем уловил: вызвали их с Толкуновым не для будничной беседы с очередным пленным. Пленных, не только офицеров, но и генералов, сейчас сколько угодно. Видно, этот человек в помятом мундире доставил такую ценную информацию, что Бобренка с Толкуновым решили разбудить — вчера розыскники принимали участие в задержании диверсантов, пытавшихся взорвать плотину на Одере и затопить прибрежные селения, потому и уснули только на рассвете.

Бобренок еще раз смерил человека в немецком обмундировании внимательным взглядом.

Несколько дней не брился, что, принимая во внимание фронтовую суматоху, совсем не странно; лицо осунувшееся, какое-то измученное, глаза уставшие... А полковник улыбается ему дружески, словно сидит перед ним не враг, а его приятель.

Карий оглянулся на розыскников нетерпеливо, будто не приглашал их, а явились они по собственной воле и прервали разговор на самом интересном месте. Спустя мгновение лицо его снова расплылось в улыбке. Он указал на свободные места на диване, но Бобренок остановился посредине кабинета нерешительно — ему не хотелось садиться рядом с гитлеровцем. Однако он не мог и ослушаться, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Карий оглянулся удивленно, даже недовольно, а потом, сообразив, что именно сдерживает майора, лукаво прищурившись, сказал:

— Садитесь, товарищи, прошу знакомиться... — Он выдержал паузу и продолжал: — Старший лейтенант Мохнюк...

Бобренку хватило секунды, чтобы сообразить, кто такой на самом деле этот небритый и утомленный старший лейтенант. Он вытянулся и козырнул ему почтительно. Толкунов тоже приложил руку к фуражке, но ему пока было невдомек, почему майор Бобренок тянется перед старшим лейтенантом. Вдруг полковник Карий сказал такое, что даже Толкунову захотелось стать по стойке «смирно».