Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа

– Вы позволите мне проехать с вами в монастырь?

– Почту за честь.

Дюбретон распрощался со своими спутниками и направил коня между Шарпом и Фартингдейлом. Полковники перебрасывались фразами на французском языке. Любезная беседа неприятелей солнечным рождественским днём. Шарп чуть отстал, оказавшись рядом с Харпером, и подмигнул ему:

– У нас новые союзники, Патрик. Французы.

Ирландец, слишком гордый для удивления, пожал плечами:

– Как скажете, сэр.

Благодаря договоренности после полудня Рождество стало похоже на Рождество. В перемирие фузилёры сначала не поверили, затем обрадовались, а потом и вовсе весело перемешались с французами, вместе с которыми держали кордон, отлавливая дезертиров, сгоняемых с холмов. Спустя час все французы щеголяли в британских киверах. Вчерашние противники оживлённо обменивались форменными пуговицами, припрятанным от командиров спиртным, табаком, едой, а, выискав переводчика, – воспоминаниями о совместных битвах.

Первыми в долину потянулись женщины и дети, что объяснялось просто: им плен ничем не угрожал. Матери толкали своих карапузов к соотечественникам, визгливо требуя защиты. Где-то в холмах выстрел из карабина оборвал жизнь чересчур неторопливого дезертира, подстегнув его товарищей.

Всего этого Шарп не видел. Около часа он провёл в монастыре. Убедившись, что передвинуть пушку втайне от французов невозможно, он с сожалением поставил крест на идее установить орудие в дверях обители. Взамен он облазил монастырские подвалы, ревизируя доставшиеся от Потофе припасы. Дав Харперу людей, Шарп поручил ему готовить сюрприз на случай нападения и покинул обитель.

Зрелище братающихся солдат, позади которых он проехал, позабавило его. Майор пересёк поле и направил коня по извилистой тропке, ведущей к сторожевой башне. Густые колючие заросли служили ей неплохой защитой, но от холма было далековато до замка, чтобы надеяться на огневую поддержку. С верхней площадки Шарпу помахал Фредериксон. Майор спешился, передав поводья одному из стрелков, и внимательно осмотрел позицию. Испанцы насыпали земляной вал, за которым разместили два четырёхфунтовых орудия, прикрывающих пологий северный косогор. Восточный и западный склоны отличались большей крутизной и, кроме того, их покрывали непроходимые дебри неизменных колючек. С юга, где растительность редела, проклинающие всё и вся стрелки рыли артиллерийский окоп. По-видимому, Фредериксон предполагал перетащить сюда пушку. Рота фузилёров рубила шипастую фауну и засыпала ею подступы к будущему орудийному капониру. Второе подразделение красномундирников расположилось так, чтобы ловить спасающихся от драгун беглецов.

Шарп поднялся наверх башни и уважительно поздоровался с Фредериксоном. Капитан азартно воскликнул:

– Пусть только сунутся, сэр!

– Готовы обороняться?

– Хоть до конца света, сэр!

– Может, и придётся…

Шарп достал подзорную трубу. Он долго рассматривал вросшие в землю лачуги Адрадоса. Долго, но безрезультатно. Тогда он переместил трубу правее, туда, где дно долины огибало бугор и исчезало за поворотом.

– Что вам удалось разглядеть, капитан?

Фредериксон выудил из кармана клочок бумаги и молча отдал Шарпу. Тот прочитал вслух:

– «Уланы – 120. Драгуны – 150. Пехота – 450.» Впечатляющий перевес.

С высоты долина просматривалась далеко. Пушки под башней во время боя умолкли неспроста. Кто-то зоркий заметил отсюда приближающихся французов. Возможно, и на верхушке донжона нашёлся свой глазастый. Догадка, обидная для самолюбия: победой вырванной у врага, ты обязан французам. Шарп снова вгляделся в изгиб долины:

– Что же там, за поворотом?

– Я пробовал разведать, сэр, послал туда ребят, но их вернули. Вернули очень вежливо, но очень настойчиво.

– Скрывают что-то от нас союзнички.

Фредериксон почесал под повязкой:

– Ой, не верю я им ни на йоту, сэр.

– Так же, как и я. А где их обоз?

– В поле зрения нет ни одной фуры, сэр.

Французской пехоте и кавалеристам нужен провиант, лошадям – фураж, но Шарп не видел телег. У заветного поворота группа улан топтала траву.

– Ваших парней остановили они?

– Да. Кружат всё, никак не обойдёшь.

– Пошлите пару человек ближе к ночи.

– Так точно, сэр. Я слышал, нас пригласили на ужин?

Шарп ухмыльнулся:

– Вы приболели и придти не сможете, но я передам ваши извинения.

Разговор длился минут десять. По мере того, как садилось солнце, возвращался холод, и Шарп собрался уходить. Задержавшись на верхней ступеньке, он повернулся к Фредериксону:

– Вы не в обиде, что я лишил вас удовольствия пообщаться с французами?

– Завтра, сэр, мы с ними наверстаем упущенное. – подобно Шарпу, капитан мало верил в то, что с французами удастся разойтись по-хорошему.

Фартингдейл одобрил усилия Шарпа по укреплению обороны, хотя, как подозревал майор, мотивы сэра Огастеса были далеки то тех, которыми руководствовался он сам, что Фартингдейл и продемонстрировал, снабдив Шарпа сентенцией из нетленного «Наставления»:

– «Нижние чины, буде они заняты работой, не склонны к моральной распущенности.»

Шарпа раздирали противоречивые чувства. Интуиция кричала ему в уши, била в барабаны: будет бой! Разум успокаивал: какой бой, какая война? У французов веские причины быть здесь, те же, что и у британцев. Как только будут пойманы последние дезертиры, стороны расстанутся к обоюдному удовлетворению. Чистая логика. Однако инстинкт, неподвластный никакой логике, инстинкт, столько раз спасавший Шарпу жизнь, не унимался. Сэр Огастес высмеял опасения Шарпа и запретил посылать гонца к Нэну:

– Горстка французской кавалерии и пехоты! Не делайте из мухи слона, Шарп!

С этими словами Фартингдейл удалился к себе в комнаты, те самые, что до него облюбовал Потофе, и стрелок успел мимоходом заметить Жозефину, наслаждающуюся закатом на пристроенном кем-то из прежних владельцев замка балконе.

Спустившись во двор, Шарп велел согреть воды. Сняв зелёную куртку, он опустил помочи рейтузов и стянул с себя пропотевшую рубаху. Дэниел Хэгмен беззубо улыбнулся командиру и поднял его куртку:

– Почистить, сэр?

– Я сам, Дэн.

– Помози, Господи, вы – тот ещё майор, сэр!

Хэгмен был старше всех в роте Шарпа. Ему было около пятидесяти. Возраст, опыт и мастерство давали ветерану право на некоторую фамильярность в общении с командиром.

– Вы идёте харчиться по-благородному, сэр. Вам нельзя выглядеть, как трубочист. – рассуждал Хэгмен, оттирая пятнышко крови, – Благородные, они простоты не любят, сэр.

Шарп ухмыльнулся. Из брючного кармана он достал бритву, раскрыл и с неудовольствием осмотрел сточенное лезвие. Надо бы новую. Слегка подправив её на голенище, майор намочил лицо и, не заморачиваясь поисками мыла, начал бриться.