Амеде Ашар - В огонь и в воду

— Делать нечего, — продолжала дама, — мне приходится сдаться и поблагодарить вас за оказанную помощь…

В это время кампания охотников подскакала к ним с большим шумом. Впереди всех скакал красавец, ехавший в начале охоты возле амазонки с голубым пером. Она махнула им платком и попросила всех отъехать назад, чтобы дать ей возможность выбраться из узкой рытвины, куда занесла её Пенелопа. Все повиновались. Через минуту она появилась на поляне, а за ней — страшно хромавшая белая лошадь. Все окружили её. Что это с ней случилось? Почему её не было у затравленного наконец оленя?

— Я был там один из первых, — сказал красивый молодой человек, — и очень жалел, что вас там не видел.

— Не беспокойтесь… Просто несчастный случай, и мой спаситель — вот кто…

И, переменив тон, она представила Югэ красавцу:

— Граф де Шарполь, любезный кузен. Граф Цезарь де Шиврю.

Молодые люди холодно поклонились друг другу, не сказав ни слова.

Незнакомка повернулась к Югэ и, склонив свой стан, как королева, произнесла:

— Орфиза де Монлюсон, герцогиня д'Авранш, просит графа де Монтестрюка проводить её в её замок.

Шиврю нахмурил брови. Югэ низко поклонился.

Почти в ту же минуту на окруженной высокими деревьями поляне, где собралось все общество, показалась ещё амазонка, навстречу которой герцогиня д'Авранш поспешила с внимательной предупредительностью. С первого же взгляда Югэ узнал принцессу Леонору Мамьяни. Она тоже его заметила, и направилась прямо к нему, причем все почтительно расступились перед ней. Наклонясь в седле, она сказала:

— Помните, как я вам крикнула: до свиданья? С тех пор пошло немало времени, но внутренний голос говорил мне, что я не ошиблась и что мы с вами опять увидимся.

— Ваше пророчество я принял за приказание, — отвечал любезно Югэ, касаясь губами обтянутой перчаткой ручки принцессы.

— А! Вот наш провинциал и встретил знакомых! — проворчал граф де Шиврю.

Скоро все общество двинулось в путь: принцесса и герцогиня впереди, подле Орфизы — граф де Шиврю, подле Леоноры — граф де Монтестрюк.

Его взор переходил с одной на другую: у одной глаза были зеленые, у другой — черные. У обеих стан был тонкий и гибкий, обе были ослепительной красоты, но у Орфизы было больше молодости, а у принцессы больше величия. Между ними всякий бы задумался, а за Леонору говорило у Югэ уже то, что она первая смутила его мысли и разбудила мечты. Оттого он был внимательнее к грациозной герцогине, и при взгляде на графа де Шиврю в нем шевелилось чувство ревности, которого он вовсе не испытывал перед маркизом де Сент-Эллисом.

В эту минуту Югэ заметил, что красное перо, бывшее у него на шляпе с самого отъезда из Тестеры, исчезло. Он его, должно быть, на узкой дороге, по которой скакал сломя голову за герцогиней д'Авранш.

Не была ли предвестником эта внезапная потеря подарка принцессы?

— Время и обстоятельства покажут, — подумал он и перестал об этом заботиться.

Коклико бродил долго по лесу и, наконец, нашел Югэ в замке герцогини д`Авранш. Никогда он ещё не видел такого великолепного дворца, таких обширных служб, широких дворов, пылающих кухонных очагов, столько праздной прислуги.

— Ах, граф! — говорил он, — вся Тестера в одной галерее здешнего дворца! Представьте себе…

Вдруг Югэ прервал его:

— Скачи сейчас же в Блуа, куда я уже послал Кадура, скажи, чтоб он там дожидался меня. Попроси его от меня перерыть все лавки в городе и прислать мне, что только найдет лучшего из кружев, платья, лент и перьев. Я одет, как какой-нибудь бродяга, а здесь все похожи на принцев: это мне унизительно. Хоть загони лошадь, а принеси мне все сегодня же вечером. Смотри только не торгуйся и высыпай все из кошелька, если нужно. У тебя есть золото, не правда ли?

— У меня кошелек, данный Агриппой.

— И прекрасно! Но вот что еще: чего доброго ничего не найдешь порядочного в Блуа, ведь это — провинция. Если так, то скажи Кадуру, чтобы ехал тотчас же в Париж. Он был там как-то с маркизом де Сент-Эллисом. Пусть приготовит нам там квартиру и пришлет все, что нужно, чтобы одется по моде.

— И все не считая денег?

— Разумеется!

— Значит, мы здесь у самого короля?

— Гораздо лучше, бедный мой Коклико! Мы у герцогини д`Авранш, у герцогини, которая больше похожа на богиню, чем на простую смертную!

— А! Так тут женщина! А я такой болван, что и не догадался. Сейчас же скачу, граф, не жалея лошади, прямо к Блуа и вернусь так скоро, что сам ветер покраснеет от злости.

Коклико вернулся в самом деле вечером с огромным выбором чудесного платья, надушенных перчаток, самых модных плащей, шелковых чулок и бантов из лент. С жалостной миной он встряхнул кошелек Агриппы, совсем отощавший. Югэ бросил его через всю комнату. В эту минуту он был готов продать всю Тестеру за один наряд, который мог бы привлечь взоры Орфизы. Целый вечер он любовался ею и ухаживал за ней, всю ночь она грезилась ему во сне. Никогда не мог он представить кого-нибудь прекраснее её. Ему казалось просто невозможным, чтобы она была простой смертной. Вся она была — грация и обаяние, богиня, сходящая с облаков. Каждый взгляд на неё открывал новые прелести, улыбка её делала умным каждое её слово. Он понимал, что для неё можно совершить чудо.

— Ты заметил, каким очаровательным тоном она говорит? — говорил он после Коклико. — Какие жемчужины виднеются в её улыбке? Никто не ходит, как она, не садится, никто не танцует, как она! Она все делает иначе, чем другие. Ее голос — просто музыка. Я сейчас смотрел на нее, как она проходила по террасе: божество, спустившееся с Олимпа! Уж не Диана ли это, или сама Венера?

— Разумеется, — отвечал Коклико, — но вы замечаете, граф, столько необыкновенных вещей, а заметили ли вы, что здесь ведь не одна, а две дамы? О которой же вы это говорите, позвольте узнать?

— Как, разбойник, ты не понимаешь, что я говорю о герцогине д`Авранш? Разве можно о ком-нибудь другом рядом с ней?

— Но, граф, и та дама, что мы видели в замке Сен-Сави, тоже, право, стоит, чтобы на неё посмотреть!

— Согласен, и даже должен сознаться, что когда она показалась в зале, где мы ожидали тогда маркиза де Сент-Эллиса, её величавая красота меня ослепила! Но теперь, когда я могу сравнивать, у меня только и есть глаза, что для другой. Не кажется ли герцогиня д`Авранш белой лилией, самой богиней?

Коклико не из-за чего было спорить и он признал, что герцогиня, как прелестное совмещение всех совершенств, должно быть, действительно сама богиня Геба. Но этот обрывок разговора возбудил в уме Югэ целый ряд рассуждений о странной игре случая: отчего это он отдавал только свое удивление принцессе, первой по порядку между его видениями, а теперь готов сложить к ногам герцогини и удивление, и любовь свою? Между тем, красотой они в самом деле ещё могли поспорить. Почему же вторая, а не первая? В этом невольном, безотчетном предпочтении богини блондинки, может быть, и не столь ослепительной, богине брюнетке он мог видеть только указание самой судьбы, распоряжавшейся его жизнью.