Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

Воевода помолчал. Княгиня, конечно, была права: шурин Александр с умыслом отправил к ней племянницу под охраной Чербула. Но расхлебывать плоды этой шутки Александра еще долго придется ему, князю Штефану.

— Иди с глаз, — тихо сказал он Владу. — Во стяг к капитану Долофану, — добавил князь, увидев, как задрожали руки доверенного дьяка. — Хотел служить мне не пером, но саблей, — вот и будешь у пана Долофана десятником. Да не показывайся без зова на глаза.

— Спасибо, государь, — молвил Володимер.

— Ступай, — сказал Штефан и, отвернувшись, ушел в свои покои.

Миновав Бистрицкую крепость, разросшийся в пути караван вступил на землю Семиградья. Войку и Роксана взирали на горы, теснившие со всех сторон дорогу и уходившие, казалось, в самую глубь небес. Изредка каменные гиганты расступались, и на далеких склонах можно было увидеть белые пятна городов и сел. Так вот она какая, Трансильвания, в которой ей предстоит поселиться!

Караван следовал по волостям, где жили секеи. На дорогах все чаще появлялись ехавшие группами воинственного вида длинноусые всадники в простой одежде, похожей на ту, которую носили молдавские крестьяне-войники; рядом с их конями бежали громадные черные псы семиградской породы, усердные стражники границ Венгрии и вассального ей Семиградья, секей не расставались с оружием ни на пашне, ни в пути.

И села их, охраняемые храбрыми жителями, радовали проезжавших цветущим видом. Но кончились порубежные волости, и стали поступать на земле Семиградья раны, нанесенные рукой человека. Появились сожженные деревни, опустошенные поля и сады, разоренные церкви и монастыри.

— На всем — следы людской доброты и братства, — с горькой усмешкой промолвил почтенный Гютнер, созерцая развалины одного из таких сел. — Следы высокой милости властителей и благородства их воинов.

— И так, верно, до самого Русалима, — отозвался, качая головой, ехавший поблизости десятник Изар.

В залитой солнцем зеленой долине, раскрывшейся перед ними на третий день после перехода границы, показалась большая роща. Что-то странное почудилось Войку в этом леске, над которым кружилось и гомонило множество птиц. Достигшие рощи передние возы остановились, за ними встал весь караван. Послышались крики. И Войку, оставив на месте жену, вместе с Клаусом и Изаром поспешил к месту заминки.

Перед Чербулом стоял лес, созданный человеческими руками, — лес кольев. На каждом сидел человек, точнее, висели остатки того, что некогда было человеческим телом. Иные еще дотлевали, распространяя смрад. Иные давно истлели. Вороны и галки, скворцы и грачи, сороки и иные птицы, не ведая, что творят, свили гнезда меж ребрами скелетов, вывели птенцов в пустых черепах.

Почти у обочины, под одним из кольев, сидела седая босая женщина в лохмотьях; с бессмысленной улыбкой, с блуждающим взглядом, напевая простую песню без слов, по-видимому, — колыбельную, безумная баюкала куклу. Из тела ее тряпичного дитяти торчала длинная щепка, наверно, тоже обозначавшая орудие столбовой смерти.

— Шесть лет назад эту крестьянку привязали к столбу, на который посадили ее малыша, — пояснил вполголоса купец, ездивший уже по той дороге. — Потом ее, обезумевшую, долго водили на цепи за обозом, потешались над ее речами. Когда войско Дракулы разбили в последний раз, она вернулась сюда… Проезжие кормят ее, кто чем может…

К женщине в это время подошло несколько человек. Положили рядом с ней на землю хлеб, брынзу, вяленую рыбу, сало. Безумная продолжала напевать, не видя их и не слыша.

— Чьих же рук это дело? — спросил подъехавший между тем итальянец.

— Здесь тешился сам Дракула — Влад Цепеш, бывший господарь мунтянский, — отвечал кожевник из Романа. — Не раз налетал проклятый на Семиградье; не в одной здесь долине оставлены им такие рощи.

Кто-то коснулся руки Войку. Обернувшись, витязь увидел Роксану. Княжна остановившимся взглядом смотрела туда же, куда и он.

— Сана, поедем, — ласково сказал Войку, мгновенно овладев собой. — Это не для тебя.

— Тогда для кого? — спросила княжна, не трогаясь с места. — Есть ли в мире такой, кто не должен видеть этого, не знать?

— Надо ехать, — повторил Войку негромко и, взяв повод ее лошади, увел за собой.

Земли воинственных секеев, замки и села, принадлежавшие могущественным венгерским баронам, мало страдали от набегов из Мунтении и Молдовы, от грабительских налетов татар и первых турецких полков, которым удавалось проникнуть за Карпаты. Но поселения местных валахов, венгров и сасов, убогие цыганские деревеньки десятками лет терпели от них жестокий урон. Долина, по которой следовал обоз господина Гютнера, выжигалась дотла, и, видимо, неоднократно. Селения и городки лежали в развалинах, кое-где белели никем не погребенные кости. Чумной ветер гнал остывший пепел по великому брашовскому шляху, над заросшими бурьяном брошенными садами, виноградниками и полями.

К вечеру брашовская дорога вывела их наконец из несчастливой долины. На вершинах гор появились не тронутые разрушениями замки, ниже — ухоженные села, обработанные поля. Солнце склонилось к вершине близких гор, когда путники приблизились к чистенькой деревеньке; дюжина небогатых домиков была окружена садами, дорога между ними ухожена и подметена. На ночлег возы остановились у большой корчмы, в которой, однако, было уже полно постояльцев. Погонщикам, возчикам и простым воинам пришлось устраиваться на ночь между телегами и на тюках, господ приняли в домах небольшой общины.

Роксана с Гертрудой, Войку, Изар и Иоганн Гютнер с одним из итальянцев попали к старосте Хендорфа — пожилому, кряжистому сасу. Еще подъезжая к деревеньке, Войку заметил над нею, на пустой возвышенности, кольцо массивных стен, над которыми возвышалась островерхая башня, увенчанная крестом.

— Это наш дорфсбург, — пояснил хозяин, встретив вопросительный взгляд Чербула. — Вашей милости будет угодно его осмотреть?

Белобрысый сторож в кольчуге впустил их через крохотную калитку, скорее — лаз. Крепость была пуста. Староста повел Чербула с гордостью вдоль кольца ее стен, показывая боевые площадки у зубчатого парапета, запасы камней и смолы, котлы доя разогрева кипящего вара, тяжелые арбалеты и баллисты, крытые помещения и навесы, в случае осады служившие и людям Хендорфа, и их скоту.

Крепость была мала, но надежна: храбрые, решившие не сдаваться воины могли долго отстаивать ее и против значительного неприятельского войска. Войку она понравилась, и он не стал этого скрывать.

— Спасибо вашей милости на добром слове, — степенно кивнул гостеприимный староста. — Скажу не хвастая: сам добрый король Матьяш, посетив в прошлом году Хендорф, милостиво похвалил нас за наш дорфсбург. Его величество в заботе о своих подданных давно приказал общинам семиградских сел создавать такие прибежища от врагов. Село, построившее свой замок, наш добрый король освобождает от податей на целых пять лет вперед.