Армия Сталина и Жукова. Как надо побеждать - Владимир Сергеевич Бушин

А если обратиться к иным сферам, допустим, к литературе? Вот Максим Горький, кажется, никогда не ходивший в школу, – самый знаменитый писатель ХХ века. А какие университеты кончал Есенин? А кем стал Шолохов с его четырехклассным образованием?.. В чем же тут дело? А в том, чинопочитатель Ионов, что есть на свете такая непостижимая для вас вещь – талант, гений, дар Божий. Пушкин говорил: «Гений с одного взгляда открывает истину». Таких людей аршином общим не измерить, объяснить их невозможно.

В воспоминаниях Черчилля есть интересный рассказ о том, как он представил Сталину план военной операции «Торч»: «Когда я закончил свой рассказ, Сталин моментально оценил стратегические достоинства операции и перечислил четыре основных довода в ее пользу. Его замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно».

Это и есть дар Божий. А халява действительно наказуема.

Десталинизаторы бывают разные. Одни орудуют открыто, прямо, нагло. Это Сванидзе, Млечин, Федотов, Караганов, Генрих Резник и их братья. Они голосят главным образом и громче всего именно о самом Сталине: «Антропофаг! Кровопийца! Навуходоносор!»… Но есть десталинизаторы другого рода. Они даже нахваливают Сталина, но при этом одни тихо и скромно, другие во все горло поносят его соратников: превознося одних, почему-то особенно любимых, противопоставляют их другим, о которых лгут. И тут первая их жертва – маршал Жуков, главный сподвижник Сталина в Отечественной войне, его заместитель как Верховного Главнокомандующего, все годы войны бывшего поистине правой рукой вождя. В этом десталинизаторском ряду как наглядный пример очень примечательна заметка Алексея Голенкова «Полководец номер один» («Своими словами», № 30’11).

У автора нет присущего патриоту чувства гордости даже самыми выдающимися полководцами Великой Отечественной, маршалами и генералами армии-победительницы. Не найдя лучшего применения своим талантам, он сеет склоку, сталкивает лбами Жукова и Василевского с Рокоссовским, пытаясь убедить нас в большом превосходстве своего любимца над собратьями.

Известно, что на протяжении долгих лет военной службы отношения между Жуковым и Рокоссовским порой складывались весьма не просто, иной раз даже довольно драматически. Этому, конечно, способствовало и то, что в молодые годы Жуков одно время был в подчинении у Рокоссовского, позже – наоборот. А ведь оба – большие таланты и яркие личности! Рокоссовский, спустя двадцать с лишним лет после войны, поведал в своих воспоминаниях о некоторых досадных эпизодах в их отношениях, высказал ряд упреков, но при этом и внятно заявил: «С Г. К. Жуковым мы дружили долгие годы. Судьба не раз сводила нас и снова разлучала. Мы познакомились еще в 1924 году в Высшей кавалерийской школе (ККУКС) в Ленинграде, где, естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энергии и молодости… Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – все ползает по карте на полу. Уже тогда долг, дело были для него превыше всего… Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край – и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах» (Солдатский долг. М., 1968. С. 91–92). Это было написано уже незадолго до смерти автора.

А на другой год вышли воспоминания Жукова. Там, в частности, автор рассказывает, что в мае 1930 года в Западном особом ВО он, до этого командир полка, был назначен командиром 2-й кавалерийской бригады 7-й Самарской кавдивизии, которой с января этого года командовал Рокоссовский. И подчеркнул: «С Константином Константиновичем Рокоссовским мы учились в Ленинграде на ККУКС и хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом (это уже, видимо, речь идет о службе в 7-й Самарской. – В.Б.). В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитанием личного состава. Я приветствовал его назначение и был уверен, что К. К. Рокоссовский будет достойным командиром старейшей кавалерийской дивизии. Так оно и было» (Воспоминания и размышления. М., 1992. Т.1, с.157).

В конце этого года в дивизии стало известно, что в Москве рассматривается вопрос о назначении Жукова на должность помощника инспектора кавалерии Красной Армии. И вот, как он вспоминал, ему позвонил комдив Рокоссовский:

«– Мы вас так не отпустим. Ведь вы ветеран 7-й дивизии, мы проводим вас как положено. Таково общее желание командно-политического состава 2-й бригады.

Я, разумеется, был очень тронут.

Через несколько дней состоялся обед всего командно-политического состава бригады, на котором присутствовало командование дивизии (Надо думать, во главе с Рокоссовским. – В.Б.). Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от чистого сердца и запомнились на всю жизнь» (Там же, с.174). Наверняка такие слова говорил и комдив.

Дорогого стоит и рассказ Жукова о допросе, который в 1937 году перед назначением его на должность командира корпуса устроил ему в Минске член Военного совета Западного ВО Ф. И. Голиков, будущий послевоенный маршал. Он получил на Жукова донос, и потому, в частности, спросил, вспоминал тот: «Нет ли у меня кого-либо арестованных из родственников и друзей. Я ответил: «Из знакомых и друзей много арестованных». – «Кто именно?» Он назвал несколько сослуживцев, в том числе и Рокоссовского. «А с кем из них вы дружили?» – «Дружил с Рокоссовским и Данилой Сердичем, командиром нашего 3-го корпуса. С Рокоссовским учился в одной группе на курсах усовершенствования командного состава кавалерии в Ленинграде и работал вместе в 7-й Самарской кавдивизии… Я считаю этих людей честнейшими коммунистами». – «Вы и сейчас о них такого же мнения? – глядя на меня в упор, спросил Голиков». – «Да, и сейчас». Голиков резко встал с кресла и, покраснев до ушей, сказал: «А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?». Жуков ответил: «Я не знаю, за что их арестовали, думаю, что произошла ошибка…» (Там же, с. 231–232).

В первом издании воспоминаний все это было изъято из текста, как и в десяти последующих, но автор-то писал в расчете на публикацию, а Ф. И. Голиков, что весьма существенно, был тогда жив-здоров и после выхода воспоминаний Жукова прожил еще больше десяти лет. Надо еще заметить, что в этих воспоминаниях нет никаких упреков Рокоссовскому и не ответил Жуков на его упреки в свой адрес.

Все эти сложности, подробности, тонкости не интересуют А. Голенкова. Он занят совсем другими «сюжетами»,